Вопросы военно-морской теории и стратегии
- Автор темы Tigr
- Дата начала
О военно-морской стратегии США из журнала "Национальная оборона" №4, апрель 2015.
Курс в будущее или на рифы?
США переписали военно-морскую стратегию для удержания позиций в Мировом океане.
Странное впечатление оставляет новая военно-морская стратегия Соединенных Штатов, обнародованная в середине марта этого года. Cooperative Strategy for 21st Century Seapower, то есть «Совместная стратегия морской мощи 21 века», имеет такое же название, что и другой основополагающий документ ВМС, Корпуса морской пехоты и Береговой охраны США, принятый менее восьми лет назад – в октябре 2007 года (мы будем его именовать CS 21/07, а новый вариант – CS 21/15). Авторы не скрывают преемственности второй от первой (о ней подробнее см. журнал «Национальная оборона» №1/2008). Подчеркивается, что «морская служба» по-прежнему – «передовая линия обороны Соединенных Штатов». В преамбуле нового документа «морской службы» (Sea Services), как принято сейчас называть три силовых компонента морской мощи США, прямо указывается, что Cooperative Strategy for 21st Century Seapower образца 2015 г. является «ревизией» аналогичного издания раннего выпуска.
Что же потребовало перелицовки документа? – Перемены, быстро происходящие в мире. Нет, в новой стратегии не упоминаются ни провал многолетней американской и натовской операции против талибов в Афганистане, ни печальные последствия американского вмешательства в ливийские дела, ни образование террористического Исламского государства, которое стало следствием американской войны в Ираке и оказания Вашингтоном помощи сирийским сепаратистам. Зато речь идет о «непредсказуемости» ВМС Народно-освободительной армии Китая (ВМС НОАК) и «непрозрачности» целей их строительства. Разумеется, не забыта и Россия. «Модернизация российских Вооруженных Сил, незаконная аннексия Крыма, нынешняя военная агрессия на востоке Украины подчеркивают важность нашей обязанности обеспечивать европейскую безопасность и стабильность, – говорится в CS 21/15. – Государства-члены НАТО могут обеспечить длительную жизнеспособность альянса, лишь поддерживая военно-морские силы, отвечающие за безопасность европейских берегов».
По сравнению с CS 21/07 резко изменился тон документа. Стратегия образца 2007 г. была в американской практике на редкость миролюбивым военным документом. Благосклонно разрешая любить себя, Вашингтон предлагал другим государствам выстраиваться ему в кильватер. Новая версия стратегии совсем иная. Помимо традиционных камланий по поводу «лидирующей роли Америки» в мире и ВМС США как важнейшей «опоры демократии», которыми новая стратегия чрезмерно и нарочито перенасыщена, следуют – директивные указания относительно жестких мер, требуемых для исправления положения. Так, теоретическое обоснование перспективного военно-морского строительства Соединенных Штатов превратилось в оперативный план, что, по идее, не свойственно такого рода документам.
Почему так случилось? Для этого обратимся к истории трансформаций основополагающих стратегических концепций ВМС США в последние несколько десятилетий.
Творцы и исполнители новой военно-морской стратегии США (слева направо): комендант Береговой охраны США адмирал Пол Цукунфт, комендант Корпуса морской пехоты США генерал Джозеф Данфорд и начальник военно-морских операций ВМС США Джонатан Гринерт. Нельзя сказать, что их лица светятся оптимизмом.
В 1986 г. была официально принята «Морская стратегия» (Maritime Strategy) Соединенных Штатов – последняя эпохи холодной войны. В ней ставилась задача абсолютного доминирования ВМС США в морях и океанах. Для этого требовалось довести количество кораблей до 600 единиц, что обеспечивало превосходство над ВМФ СССР и его союзников по Варшавскому Договору. Тут следует уточнить, что подразумевают в США, когда говорят об этих единицах. Имеются в виду боевые надводные корабли и подводные лодки, а также большие десантные корабли (универсальные десантные, десантно-вертолетные, корабли-доки), суда комплексного снабжения и танкеры-заправщики океанской зоны Командования морских перевозок (КМП). Все прочие многочисленные вспомогательные суда и суда базового обслуживания, а также десантно-высадочные средства, малые патрульные катера, предназначенные для охраны акваторий баз и портов, в это число не включаются. Об этом надо помнить, поскольку в отечественной практике, когда говорят о корабельном составе, перечисляют все, что плавает – от стратегических атомных подводных лодок и авианесущих крейсеров до рейдовых катеров и нефтемусоросборщиков.
Как водится, в «Морской стратегии-1986» упоминались и партнеры Вашингтона по военно-политическим блокам, но на их помощь американские адмиралы особенно не уповали. Хотя, если судить объективно, союзники США брали на себя выполнение значительной части задач противостояния на море, особенно по противоминной и противолодочной обороне, а также действий в прибрежной зоне.
«Морская стратегия» не была реализована. В 1991 г. распался «главный враг Америки» – Советский Союз. Случилось это не благодаря американской военной мощи, а из-за экономического подрыва великой страны и бездарного политического руководства. Стало ясно, что и Соединенные Штаты по причине дефицита финансовых ресурсов не смогут «вытянуть» флот из 600 единиц.
СССР рухнул. Его флот исчез из Мирового океана, однако глобализация стала выстраиваться отнюдь не по американским лекалам. Потребовалась новая доктрина войны на море.
На рубеже нового века и нового тысячелетия появилась американская военно-морская стратегия «Морская мощь 21» (Sea Power 21). Ее постулаты озвучил тогдашний начальник военно-морских операций (главком ВМС) адмирал Вернон Кларк. Он заявил, что, опираясь на научно-технический потенциал Соединенных Штатов, в новой стратегии акцент с «войны на море», то есть против флота противника в океанской и дальней морской зонах, смещается к «войне с моря». Она подразумевает атаки целей в глубине территории враждебных США государств, уничтожение их стратегически важных объектов, штабов, пунктов управления и связи, «расчистку» плацдармов для морской пехоты и сухопутных войск. «Эскизное» воплощение эта стратегия нашла весной 2003 г., когда ВМС США обрушили на Ирак тысячи корабельных крылатых ракет и бомб авианосной авиации.
Но новая стратегия так и не была официально принята, а вскоре была «разжалована» до ранга концепции, что не помешало воплощению многих ее положений в практику ВМС США. О них редко упоминается в CS 21/15, но они там, безусловно, присутствуют.
«Морская мощь 21» опирается на три кита: «морской удар» (Sea Strike), «морской щит» (Sea Shield) и «морское базирование» (Sea Basing). «Морской удар» – главный инструмент доктрины «войны с моря». Массированное использование палубной авиации, а также крылатых ракет с надводных кораблей и подводных лодок против береговых объектов призвано сломить противодействие противника. ВМС США располагают и достаточно развернутой системой «морского базирования», включающей не только обширную сеть военно-морских баз по всему миру, но и суда материально-технического обеспечения флота и морской пехоты, находящиеся в отдаленных от родных берегов районах океана. Сейчас ведется строительство серии специальных плавбаз для обеспечения действий противоминных сил, спецназа, а в перспективе – и литоральных боевых кораблей, призванных действовать в прибрежной зоне противника.
«Морской щит» должен обеспечивать благоприятную оперативную обстановку для сил «морского удара» и вторжения, то есть их противоракетную, противовоздушную, противолодочную и противоминную оборону в водах, непосредственно примыкающих к территории государств, которые США намереваются «наказать». После поступления на вооружение ракет SM-3 около 30 крейсеров и эсминцев американского флота получили возможность выполнять функции ПРО театра военных действий.
И хотя ряд новаций, включая сетецентрические средства, внедренные командой Вернона Кларка и его сподвижников, были освоены американским флотом, «Морская мощь 21» оказалась для Соединенных Штатов слишком затратной затеей. Добиться абсолютного превосходства ВМС США в Мировом океане так и не удалось. Тем временем Нью-Йорк и Вашингтон подверглись атакам террористов. И огромная военная машина страны, включая и ВМС, не смогла защитить американцев от этой угрозы.
Именно поэтому и появилась гораздо более «мягкая» «Совместная стратегия морской мощи 21 века» образца 2007 года. Ее назвали «совместной» не случайно. Во-первых, потому, что в ней были впервые доктринально оформлены совместные принципы действий ВМС, Корпуса морской пехоты и Береговой охраны США как единых элементов «морской службы». Во-вторых, акцент, опять же впервые, делался на совместные действия американской «морской службы» с флотами и другими соответствующими подразделениями союзных и дружественных Америке государств. То есть де-факто Вашингтон признал, что в одиночку не может обеспечить защиту своих интересов и вообще безопасность в Мировом океане.
Вдохновитель и один из главных авторов CS 21/07 – начальник военно-морских операций адмирал Майк Маллен, который ко времени обнародования «Совместной стратегии» уже занимал пост председателя комитета начальников штабов – высшую военную должность в Соединенных Штатах, выдвинул идею создания «флота 1000 кораблей демократических государств, дружественных Соединенным Штатам», и, разумеется, руководимого Вашингтоном.
В соответствии с CS 21/07, «глобальная роль» Америки в мире должна обеспечиваться «передовым присутствием» (forward presence), то есть развертыванием сил ВМС в далеких от берегов США морях. Этот постулат не новый. Он нашел практическое воплощение сразу после Второй мировой войны, когда окончательно и бесповоротно была отброшена идеология «изоляционизма» еще столь популярная в США в 30-х годах прошлого века. Второй основополагающий элемент «глобальной роли» ВМС США – «сдерживание» (deterrence). Но это слово можно перевести и как «устрашение», что широко практиковалось Соединенными Штатами в годы холодной войны. «Сдерживать» и «устрашать» – по-прежнему задача американского флота.
Следующий важный элемент «глобальной роли» – «контроль за морем» (see control). Этот термин ввел в оборот в конце XIX века американский военно-морской теоретик адмирал Альфред Мэхэн. А на практике примеры такого контроля можно обнаружить еще во времена античности. Так, в 67 году до н.э. Гней Помпей Великий получил чрезвычайные полномочия для борьбы с пиратами и флот в 500 вымпелов. Разделив Средиземное море на тринадцать районов и направив в каждый из них по эскадре, Помпей загнал пиратов в горные крепости Киликии, которые затем взял штурмом. Помпею, который добился «контроля за морем», потребовалось три месяца, чтобы полностью ликвидировать пиратство в Средиземном море. Многонациональным силам в районе Африканского Рога едва хватило трех лет, дабы обуздать сомалийских флибустьеров и то не конца.
Еще один краеугольный постулат «глобальной роли» – «проекция силы» (power projection). Он подразумевает высокую мобильность ВМС, морскую и техническую выучку личного состава. И сегодня американцам в этой области, безусловно, принадлежит пальма первенства. Ни один другой флот в мире не обладает столь широкими возможностями по переброске корабельных группировок и экспедиционных сил морской пехоты в практически любою точку Мирового океана. Однако сегодня не стоит переоценивать возможности «проекции силы». Например, ротационное развертывание американских кораблей, а также других стран НАТО в Черном море никоим образом не «колеблет» Россию и никак не влияет на ее политику, поскольку в случае обострения обстановки потребуется от десяти до пятнадцати минут для уничтожения натовской эскадры.
Новым элементом CS 21/07 стало понятие «безопасности на море» (maritime security), под которым понимается борьба с терроризмом, пиратством, трафиком оружия и наркотиков, работорговлей, незаконной миграцией и т.д. Здесь наряду с ВМС важная роль отводится Береговой охране США и тесному взаимодействию с флотами и береговыми охранами других государств.
Другая новинка «глобальной роли» ВМС США и «флота 1000 кораблей» – «гуманитарная помощь и реагирование на бедствия» (humanitarian assistance and disaster response). Военные моряки разных стран, а не только американские, по мере возможности оказывают помощь людям, ставшими жертвами эпидемий, природных и техногенных катастроф. Но впервые это правило было включено в военно-морскую стратегию. И это не случайно. Репутационный эффект от такой деятельности чрезвычайно высок и повышает политические дивиденды сверхдержавы, а в итоге приносит и материальный доход.
Дабы выполнить все эти задачи, как отмечалось в CS 21/07, нужно было довести количество кораблей ВМС США с 276 единиц, имевшихся в 2007 г., до 313. К ним добавлялись бы почти 700 кораблей дружественных государств и получались бы желаемые 1000 вымпелов.
Оглашение новой военно-морской стратегии совпало с началом острого финансового кризиса в США, который вскоре привел к депрессии всей мировой экономики. Не заладилось и с реализацией CS 21/07. Китайцы, которых пригласили поучаствовать во «флоте 1000 кораблей», без энтузиазма отнеслись к этой идеи. Москва тоже не пожелала следовать в русле Вашингтона. Политические и военные провалы в Афганистане и на Ближнем Востоке, о которых говорилось выше, тоже не способствовали воплощению CS 21/07 в жизнь. Хотя некоторые подвижки и наблюдались. Например, резко увеличилось количество многонациональных военно-морских учений, особенно на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии.
Кризис, понятное дело, не способствовал военно-морскому строительству. Финансирование программ ВМС урезалось. До 313 кораблей оказалось нельзя дотянуться.
Когда публично презентовалась стратегия CS 21/15, в Вашингтоне произошел скандал, точнее конфуз. А связан он оказался с численностью кораблей, которая указывается на официальном сайте ВМС США. Как заметили журналисты издания Stars and Stripes, между февралем и мартом этого года американский флот «потерял» девять кораблей. 27 февраля указывалась цифра 284, а уже 2 марта – 275. Как раз в это время в Конгрессе проходили слушания по бюджету «морской службы». Вот, очевидно, почему количество плав-единиц было уменьшено. Включение в список части судов Командования морских перевозок дает прекрасную возможность для подобного рода манипуляций. Сегодня «включил», а когда нужно – «выключил». В минувшем году администрация Барака Обамы, дабы продемонстрировать стране неусыпную заботу о развитии флота, изменила методику подсчета корабельного состава, добавив в основной список суда КМП, которые прежде не учитывались, например, госпитальные суда Mercy и Comfort. И статистика сразу стала радовать: число кораблей и судов одномоментно выросло с 283 до 290 единиц. Республиканцы подняли бучу, обвинив администрацию демократов в подлоге. Была возвращена прежняя методика подсчета. На рубеже февраля и марта текущего года флот, заинтересованный в увеличении бюджетных ассигнований, стал «играть на понижение». Дабы снизить остроту полемики, представитель ВМС выступил с разъяснениями: мол, «изменение численности не отражает реального изменения корабельного состава» (согласитесь, это очень сильный пассаж!), и «мы подтверждаем наше стремление иметь в распоряжении более 300 кораблей к началу 20-х годов, что подкрепляется подготовленным нами бюджетом закупок кораблей на 2016 год».
Но, несмотря на все ухищрения, численность корабельного состава ВМС США падает. Сейчас, когда в экономике Соединенных Штатов наблюдается некоторое оживление, в Пентагоне рассчитывают увеличить ассигнования на нужды флота. Но «золотой век» американских ВМС, несомненно, ушел в прошлое и вряд ли вернется. В числе причин – и вериги огромного государственного долга, и чрезвычайно монополизированный, а значит сверх затратный и сверх дорогой американский военно-промышленный комплекс, включающий и судостроительные предприятия. Боевые надводные корабли, подводные лодки, большие десантные корабли, суда снабжения и танкеры собираются на верфях практически только двух корпораций – Huntington Ingalls Industries и General Dynamics. Они не столько конкурируют, сколько делят рынок военного кораблестроения.
Переиначивая стратегию образца 2007 г., авторы CS 21/15 добавили к четырем главным функциям американского флота («сдерживание-устрашение», «контроль за морем», «проекция силы» и «безопасность на море») еще один краеугольный камень – «повсеместные зоны доступа» (all domain access). Этот термин предполагает свободу доступа «морской службы» Соединенных Штатов ко всем морям, территориям, воздушному и космическому пространству, киберпространству и электромагнитной сфере. «Повсеместные зоны доступа» – оперативный отклик на провозглашенную 9 января этого года Пентагоном «Объединенную концепцию доступа и маневра к глобальным театрам» (см. журнал «Национальная оборона» №1/2015), которая предусматривает «свободу рук» американским Вооруженным Силам в любой точке Земного шара и окружающем космосе. Все это попахивает ноздревщиной. Незабвенный гоголевский герой, демонстрируя свои владения, убеждал Чичикова: «Вот граница! Все, что ни видишь по эту сторону, все это мое, и даже по ту сторону, весь этот лес, который вон синеет, и все, что за лесом, все мое».
«Повсеместные зоны доступа» подразумевают, само собой, и «передовое присутствие». Но при ограниченных ресурсах и уменьшающихся возможностях требуется выбирать приоритеты.
Китайский фактор особенно беспокоит Вашингтон. Военно-морские силы Народно-освободительной армии (ВМС НОАК) действительно развиваются потрясающими темпами – и не только по количественным, но и качественным параметрам. КНР сегодня располагает вторым в мире флотом после ВМС США. И не далек тот день, когда ВМС НОАК превзойдут ВМС США. Однако Вашингтон не хочет уступать первого места. Вот почему главное внимание уделяется Индо-Азиатско-Тихоокеанскому региону, где американское военно-морское присутствие к 2020 г. предполагается довести до 60% от общей численности ВМС. Там будут дополнительно развернуты четыре многоцелевые атомные подводные лодки с постоянным базированием на Гуаме, новейшие эсминцы типа Zumwalt и эсминцы с противоракетными возможностями, литоральные боевые корабли, палубные истребители F-35C, конвертопланы MV-22, беспилотные разведчики Triton.
Ближний Восток – другая «болевая точка». В водах этого региона корабельный состав увеличится на 10 единиц, дабы к 2020 г. довести американское присутствие до 40 кораблей.
Не успели в Вашингтоне презентовать новую стратегию, как для ее реализации в Средиземное море для подкрепления 6-го оперативного флота направили 12-ю авианосную ударную группу (АУГ) ВМС США во главе с атомным авианосцем Theodore Roosevelt. Правда, этот поход начался со сбоев. На учениях перед дальним плаванием французская АПЛ Saphir благополучно преодолела противолодочные заслоны и «атаковала» авианосец (см. журнал «Национальная оборона» №3/2015). Затем выход в море из Норфолка пришлось отложить на сутки, поскольку клапан водозаборника плавающего аэродрома оказался забит водорослями и его пришлось прочищать. Но демонстрацию военно-морской мощи в свете новой стратегии никто не отменял. И вот, оказавшись в Средиземном море, командующий 12-й АУГ контр-адмирал Эндрю Льюис заявил: «Выполнение задач в составе 6-го флота – это великолепная возможность для нас работать вместе с нашими партнерами над обеспечением безопасности и процветания Европы». «Ни одна нация не может противостоять глобальным угрозам в одиночку, – продолжил он, – но работая вместе, мы можем обеспечивать свободу и безопасность по всему миру». То есть все след в след в соответствии с CS 21/15.
В европейских водах до конца текущего года также окончательно будет сформировано соединение противоракетных эсминцев, которое уже базируется на ВМБ Рота в Испании. Всего же до 2020 г. на передовых рубежах будет развернуто до 120 вымпелов против нынешних 97. На первый взгляд разница заметная. Но ежегодно примерно на 23 единицы увеличивается корабельный состав ВМС НОАК. Это без учета береговых средств поражения сил потенциального противника. Кроме того, вовсе не факт, что ряд государств Юго-Восточной Азии, которых Вашингтон причисляет к разряду своих «друзей», по первому слову бросится защищать интересы Соединенных Штатов в регионе. Одни просто остерегутся это делать, другие станут выжидать, чья возьмет: китайская сторона или американская.
Сейчас наблюдается американо-индийское сближение, особенно в военно-технической сфере. Но это даже не брак по расчету. Индийцы очень заинтересованы в получении передовых американских военных технологий, в том числе военно-морских, однако в Дели вовсе не желают делить Индийский океан с Соединенными Штатами.
Очень медленно и со скрипом идет восстановление российского ВМФ. И все-таки процесс, даже несмотря на санкции, продолжается. И, очевидно, к концу этого десятилетия можно будет говорить о ВМФ РФ как силе, с которой придется считаться любой другой морской державе.
В новом издании стратегии говорится и о других районах и акваториях, где было бы желательно увеличение американского присутствия. Например, у берегов Африки и в Арктике. Но никаких конкретных планов не озвучивается. И это понятно. У Соединенных Штатов в настоящее время просто нет ресурсов для их «защиты». И без того «линия обороны» США сильно растянута.
Интересная деталь, говоря об узких акваториях, таких как Суэцкий и Панамский каналы или Малаккский и Ормузский проливы, через которые проходят пути транспортировки энергоносителей и которые «естественно» ВМС США должны защищать, авторы стратегии CS 21/15 указывают, что к 2040 г. мировые потребности в нефти, газе и других ресурсах увеличатся на 56%. То есть нынешний ценовой спад на них – временное явление.
В соответствии с концепцией «повсеместной зоны доступа» в доктрине впервые делается акцент на электромагнитную сферу военных действий на море и в прибрежных районах. По сути дела, речь идет об электромагнитной войне, которая очень близка к сражениям в киберпространстве. Для Соединенных Штатов это весьма актуальная проблема. Ведь США и ее Вооруженные Силы насыщены электроникой, без которой они просто не способны функционировать. Вывод из строя электронных средств, например РЛС и автоматических систем управления, превращают боевые корабли в куски плавающего железа. И это знают во всех странах, которые потенциально могут противостоять США. Современные средства РЭБ способны выполнять не только тактические и оперативные задачи вооруженной борьбы, но и стратегические. Только в России в 2010-2013 годах успешно прошли государственные испытания 18 новых образцов РЭБ. Так, комплексы «Красуха-4» полностью закрывают от радиолокационного обнаружения участки земли в несколько сотен квадратных километров и подавляют радиоэлектронными помехами бортовые РЛС ударной и палубной авиации. Сейчас создаются еще более эффективные образцы. Они позволят обеспечить радиоподавление интегральных систем связи и передачи данных коллективного пользования. То есть это средства разрушения сетецентрической системы, на которую сегодня опирается американский флот. Они смогут искажать или подавлять сигналы навигационной спутниковой системы GPS, с помощью которой наводятся крылатые ракеты и другое высокоточное оружие.
Как от этой опасности будет защищаться «морская служба» в CS 21/15, ничего не говорится. Проблема только констатируется.
«Морская мощь Америки – в передовом присутствии, взаимодействии и готовности» (American seapower – forward, engaged, and ready), – подчеркивается в Cooperative Strategy for 21st Century Seapower издания 2015 года. Но нам представляется, что это иллюзия. Авторы CS 21/15 находятся в каком-то зазеркалье и не видят очевидные реальности мира.
Попробуем проследить динамику американской военно-морской мысли за последние несколько десятилетий на примере развития стратегий ВМС и «морской службы» США. Maritime Strategy 1986 ставила своей целью создание большого флота для победы в войне над Советским Союзом. СССР развалился, но не благодаря наличию у Соединенных Штатов мощных ВМС. Из-за экономических проблем флот в 600 кораблей оказался недостижимой мечтой.
Положения стратегии-концепции Sea Power 21, которая предусматривала после завершения холодной войны завоевание Соединенными Штатами абсолютного господства в Мировом океане для контроля всех прилегающих к нему берегов, были реализованы лишь частично. И снова ключевую роль сыграл экономический фактор. Не потянула Америка «Морскую мощь-21». Появились новые центры силы, не подвластные Вашингтону.
Cooperative Strategy for 21st Century Seapower издания 2007 г. явилась попыткой примирить непримиримое – экспансионистскую политику США и многополярность мира. Естественно, эта попытка провалилась. Вот почему в Вашингтоне взялись за перелицовку военно-морской стратегии, опираясь на которую можно было бы хоть как-то удержать позиции Соединенных Штатов в Мировом океане. Документ получился сырой и малоубедительный. В нем много шума и ярости, но мало смысла, как сказали бы Уильям Шекспир с Уильямом Фолкнером.
Не прошло и месяца с момента оглашения CS 21/15, как в начале апреля американская военно-морская разведка опубликовала доклад «ВМС НОАК. Новые возможности и боевые задачи в 21 веке» (The PLA Navy. New Capabilities and Missions for 21st Century). Это впечатляющее сочинение. И не только потому, что оно вдвое больше по объему CS 21/15 и написано логично и четко. В нем приводятся убедительные факты о стремительной мощи китайских ВМС. Так сообщается, что в прошлом году для ВМС НОАК были заложены, спущены на воду или вошли в их состав более 60 боевых кораблей. Это, не считая примерно такого же или даже большего количества единиц, находящихся в разных стадиях строительства. В текущем году, по данным американских военно-морских разведчиков, темпы строительства кораблей для флота Поднебесной сохранятся.
Вот почему авторам военно-морских стратегий США следует незамедлительно снова садиться за работу и сочинять новый документ, в котором акцент будет сделан на оборону с моря собственно американской территории. Ведь лет через восемь или даже скорее граждане Соединенных Штатов явственно ощутят горячее дыхание китайского дракона.
P.S. Очевидно, сами авторы новой военно-морской стратегии США не довольны своим детищем. Свидетельством тому стал форум «Стратегия ВМС США в 2020-2025 годы и последующий период», который состоялся 22-23 апреля этого года в Центре военно-морского анализа в Арлингтоне, штат Вирджиния. В нем приняли участие высшие офицеры американского флота, представители госдепартамента и научных кругов, гражданские эксперты по стратегическим вопросам. Предваряя дискуссию, начальник военно-морских операций ВМС США адмирал Джонатан Гринерт заявил, обращаясь к присутствующим: «Не думайте, как стратегия изменит будущее, думайте о том, как мы должны изменить будущее».
В этом году запланированы еще два подобных мероприятия: в июне в стенах Военно-морского колледжа, где готовят высших офицеров американского флота, и на форуме Союзнической стратегии, который состоится ближе к концу года.
Курс в будущее или на рифы?
США переписали военно-морскую стратегию для удержания позиций в Мировом океане.
Странное впечатление оставляет новая военно-морская стратегия Соединенных Штатов, обнародованная в середине марта этого года. Cooperative Strategy for 21st Century Seapower, то есть «Совместная стратегия морской мощи 21 века», имеет такое же название, что и другой основополагающий документ ВМС, Корпуса морской пехоты и Береговой охраны США, принятый менее восьми лет назад – в октябре 2007 года (мы будем его именовать CS 21/07, а новый вариант – CS 21/15). Авторы не скрывают преемственности второй от первой (о ней подробнее см. журнал «Национальная оборона» №1/2008). Подчеркивается, что «морская служба» по-прежнему – «передовая линия обороны Соединенных Штатов». В преамбуле нового документа «морской службы» (Sea Services), как принято сейчас называть три силовых компонента морской мощи США, прямо указывается, что Cooperative Strategy for 21st Century Seapower образца 2015 г. является «ревизией» аналогичного издания раннего выпуска.
Что же потребовало перелицовки документа? – Перемены, быстро происходящие в мире. Нет, в новой стратегии не упоминаются ни провал многолетней американской и натовской операции против талибов в Афганистане, ни печальные последствия американского вмешательства в ливийские дела, ни образование террористического Исламского государства, которое стало следствием американской войны в Ираке и оказания Вашингтоном помощи сирийским сепаратистам. Зато речь идет о «непредсказуемости» ВМС Народно-освободительной армии Китая (ВМС НОАК) и «непрозрачности» целей их строительства. Разумеется, не забыта и Россия. «Модернизация российских Вооруженных Сил, незаконная аннексия Крыма, нынешняя военная агрессия на востоке Украины подчеркивают важность нашей обязанности обеспечивать европейскую безопасность и стабильность, – говорится в CS 21/15. – Государства-члены НАТО могут обеспечить длительную жизнеспособность альянса, лишь поддерживая военно-морские силы, отвечающие за безопасность европейских берегов».
По сравнению с CS 21/07 резко изменился тон документа. Стратегия образца 2007 г. была в американской практике на редкость миролюбивым военным документом. Благосклонно разрешая любить себя, Вашингтон предлагал другим государствам выстраиваться ему в кильватер. Новая версия стратегии совсем иная. Помимо традиционных камланий по поводу «лидирующей роли Америки» в мире и ВМС США как важнейшей «опоры демократии», которыми новая стратегия чрезмерно и нарочито перенасыщена, следуют – директивные указания относительно жестких мер, требуемых для исправления положения. Так, теоретическое обоснование перспективного военно-морского строительства Соединенных Штатов превратилось в оперативный план, что, по идее, не свойственно такого рода документам.
Почему так случилось? Для этого обратимся к истории трансформаций основополагающих стратегических концепций ВМС США в последние несколько десятилетий.
Творцы и исполнители новой военно-морской стратегии США (слева направо): комендант Береговой охраны США адмирал Пол Цукунфт, комендант Корпуса морской пехоты США генерал Джозеф Данфорд и начальник военно-морских операций ВМС США Джонатан Гринерт. Нельзя сказать, что их лица светятся оптимизмом.
В 1986 г. была официально принята «Морская стратегия» (Maritime Strategy) Соединенных Штатов – последняя эпохи холодной войны. В ней ставилась задача абсолютного доминирования ВМС США в морях и океанах. Для этого требовалось довести количество кораблей до 600 единиц, что обеспечивало превосходство над ВМФ СССР и его союзников по Варшавскому Договору. Тут следует уточнить, что подразумевают в США, когда говорят об этих единицах. Имеются в виду боевые надводные корабли и подводные лодки, а также большие десантные корабли (универсальные десантные, десантно-вертолетные, корабли-доки), суда комплексного снабжения и танкеры-заправщики океанской зоны Командования морских перевозок (КМП). Все прочие многочисленные вспомогательные суда и суда базового обслуживания, а также десантно-высадочные средства, малые патрульные катера, предназначенные для охраны акваторий баз и портов, в это число не включаются. Об этом надо помнить, поскольку в отечественной практике, когда говорят о корабельном составе, перечисляют все, что плавает – от стратегических атомных подводных лодок и авианесущих крейсеров до рейдовых катеров и нефтемусоросборщиков.
Как водится, в «Морской стратегии-1986» упоминались и партнеры Вашингтона по военно-политическим блокам, но на их помощь американские адмиралы особенно не уповали. Хотя, если судить объективно, союзники США брали на себя выполнение значительной части задач противостояния на море, особенно по противоминной и противолодочной обороне, а также действий в прибрежной зоне.
«Морская стратегия» не была реализована. В 1991 г. распался «главный враг Америки» – Советский Союз. Случилось это не благодаря американской военной мощи, а из-за экономического подрыва великой страны и бездарного политического руководства. Стало ясно, что и Соединенные Штаты по причине дефицита финансовых ресурсов не смогут «вытянуть» флот из 600 единиц.
СССР рухнул. Его флот исчез из Мирового океана, однако глобализация стала выстраиваться отнюдь не по американским лекалам. Потребовалась новая доктрина войны на море.
На рубеже нового века и нового тысячелетия появилась американская военно-морская стратегия «Морская мощь 21» (Sea Power 21). Ее постулаты озвучил тогдашний начальник военно-морских операций (главком ВМС) адмирал Вернон Кларк. Он заявил, что, опираясь на научно-технический потенциал Соединенных Штатов, в новой стратегии акцент с «войны на море», то есть против флота противника в океанской и дальней морской зонах, смещается к «войне с моря». Она подразумевает атаки целей в глубине территории враждебных США государств, уничтожение их стратегически важных объектов, штабов, пунктов управления и связи, «расчистку» плацдармов для морской пехоты и сухопутных войск. «Эскизное» воплощение эта стратегия нашла весной 2003 г., когда ВМС США обрушили на Ирак тысячи корабельных крылатых ракет и бомб авианосной авиации.
Но новая стратегия так и не была официально принята, а вскоре была «разжалована» до ранга концепции, что не помешало воплощению многих ее положений в практику ВМС США. О них редко упоминается в CS 21/15, но они там, безусловно, присутствуют.
«Морская мощь 21» опирается на три кита: «морской удар» (Sea Strike), «морской щит» (Sea Shield) и «морское базирование» (Sea Basing). «Морской удар» – главный инструмент доктрины «войны с моря». Массированное использование палубной авиации, а также крылатых ракет с надводных кораблей и подводных лодок против береговых объектов призвано сломить противодействие противника. ВМС США располагают и достаточно развернутой системой «морского базирования», включающей не только обширную сеть военно-морских баз по всему миру, но и суда материально-технического обеспечения флота и морской пехоты, находящиеся в отдаленных от родных берегов районах океана. Сейчас ведется строительство серии специальных плавбаз для обеспечения действий противоминных сил, спецназа, а в перспективе – и литоральных боевых кораблей, призванных действовать в прибрежной зоне противника.
«Морской щит» должен обеспечивать благоприятную оперативную обстановку для сил «морского удара» и вторжения, то есть их противоракетную, противовоздушную, противолодочную и противоминную оборону в водах, непосредственно примыкающих к территории государств, которые США намереваются «наказать». После поступления на вооружение ракет SM-3 около 30 крейсеров и эсминцев американского флота получили возможность выполнять функции ПРО театра военных действий.
И хотя ряд новаций, включая сетецентрические средства, внедренные командой Вернона Кларка и его сподвижников, были освоены американским флотом, «Морская мощь 21» оказалась для Соединенных Штатов слишком затратной затеей. Добиться абсолютного превосходства ВМС США в Мировом океане так и не удалось. Тем временем Нью-Йорк и Вашингтон подверглись атакам террористов. И огромная военная машина страны, включая и ВМС, не смогла защитить американцев от этой угрозы.
Именно поэтому и появилась гораздо более «мягкая» «Совместная стратегия морской мощи 21 века» образца 2007 года. Ее назвали «совместной» не случайно. Во-первых, потому, что в ней были впервые доктринально оформлены совместные принципы действий ВМС, Корпуса морской пехоты и Береговой охраны США как единых элементов «морской службы». Во-вторых, акцент, опять же впервые, делался на совместные действия американской «морской службы» с флотами и другими соответствующими подразделениями союзных и дружественных Америке государств. То есть де-факто Вашингтон признал, что в одиночку не может обеспечить защиту своих интересов и вообще безопасность в Мировом океане.
Вдохновитель и один из главных авторов CS 21/07 – начальник военно-морских операций адмирал Майк Маллен, который ко времени обнародования «Совместной стратегии» уже занимал пост председателя комитета начальников штабов – высшую военную должность в Соединенных Штатах, выдвинул идею создания «флота 1000 кораблей демократических государств, дружественных Соединенным Штатам», и, разумеется, руководимого Вашингтоном.
В соответствии с CS 21/07, «глобальная роль» Америки в мире должна обеспечиваться «передовым присутствием» (forward presence), то есть развертыванием сил ВМС в далеких от берегов США морях. Этот постулат не новый. Он нашел практическое воплощение сразу после Второй мировой войны, когда окончательно и бесповоротно была отброшена идеология «изоляционизма» еще столь популярная в США в 30-х годах прошлого века. Второй основополагающий элемент «глобальной роли» ВМС США – «сдерживание» (deterrence). Но это слово можно перевести и как «устрашение», что широко практиковалось Соединенными Штатами в годы холодной войны. «Сдерживать» и «устрашать» – по-прежнему задача американского флота.
Следующий важный элемент «глобальной роли» – «контроль за морем» (see control). Этот термин ввел в оборот в конце XIX века американский военно-морской теоретик адмирал Альфред Мэхэн. А на практике примеры такого контроля можно обнаружить еще во времена античности. Так, в 67 году до н.э. Гней Помпей Великий получил чрезвычайные полномочия для борьбы с пиратами и флот в 500 вымпелов. Разделив Средиземное море на тринадцать районов и направив в каждый из них по эскадре, Помпей загнал пиратов в горные крепости Киликии, которые затем взял штурмом. Помпею, который добился «контроля за морем», потребовалось три месяца, чтобы полностью ликвидировать пиратство в Средиземном море. Многонациональным силам в районе Африканского Рога едва хватило трех лет, дабы обуздать сомалийских флибустьеров и то не конца.
Еще один краеугольный постулат «глобальной роли» – «проекция силы» (power projection). Он подразумевает высокую мобильность ВМС, морскую и техническую выучку личного состава. И сегодня американцам в этой области, безусловно, принадлежит пальма первенства. Ни один другой флот в мире не обладает столь широкими возможностями по переброске корабельных группировок и экспедиционных сил морской пехоты в практически любою точку Мирового океана. Однако сегодня не стоит переоценивать возможности «проекции силы». Например, ротационное развертывание американских кораблей, а также других стран НАТО в Черном море никоим образом не «колеблет» Россию и никак не влияет на ее политику, поскольку в случае обострения обстановки потребуется от десяти до пятнадцати минут для уничтожения натовской эскадры.
Новым элементом CS 21/07 стало понятие «безопасности на море» (maritime security), под которым понимается борьба с терроризмом, пиратством, трафиком оружия и наркотиков, работорговлей, незаконной миграцией и т.д. Здесь наряду с ВМС важная роль отводится Береговой охране США и тесному взаимодействию с флотами и береговыми охранами других государств.
Другая новинка «глобальной роли» ВМС США и «флота 1000 кораблей» – «гуманитарная помощь и реагирование на бедствия» (humanitarian assistance and disaster response). Военные моряки разных стран, а не только американские, по мере возможности оказывают помощь людям, ставшими жертвами эпидемий, природных и техногенных катастроф. Но впервые это правило было включено в военно-морскую стратегию. И это не случайно. Репутационный эффект от такой деятельности чрезвычайно высок и повышает политические дивиденды сверхдержавы, а в итоге приносит и материальный доход.
Дабы выполнить все эти задачи, как отмечалось в CS 21/07, нужно было довести количество кораблей ВМС США с 276 единиц, имевшихся в 2007 г., до 313. К ним добавлялись бы почти 700 кораблей дружественных государств и получались бы желаемые 1000 вымпелов.
Оглашение новой военно-морской стратегии совпало с началом острого финансового кризиса в США, который вскоре привел к депрессии всей мировой экономики. Не заладилось и с реализацией CS 21/07. Китайцы, которых пригласили поучаствовать во «флоте 1000 кораблей», без энтузиазма отнеслись к этой идеи. Москва тоже не пожелала следовать в русле Вашингтона. Политические и военные провалы в Афганистане и на Ближнем Востоке, о которых говорилось выше, тоже не способствовали воплощению CS 21/07 в жизнь. Хотя некоторые подвижки и наблюдались. Например, резко увеличилось количество многонациональных военно-морских учений, особенно на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии.
Кризис, понятное дело, не способствовал военно-морскому строительству. Финансирование программ ВМС урезалось. До 313 кораблей оказалось нельзя дотянуться.
Когда публично презентовалась стратегия CS 21/15, в Вашингтоне произошел скандал, точнее конфуз. А связан он оказался с численностью кораблей, которая указывается на официальном сайте ВМС США. Как заметили журналисты издания Stars and Stripes, между февралем и мартом этого года американский флот «потерял» девять кораблей. 27 февраля указывалась цифра 284, а уже 2 марта – 275. Как раз в это время в Конгрессе проходили слушания по бюджету «морской службы». Вот, очевидно, почему количество плав-единиц было уменьшено. Включение в список части судов Командования морских перевозок дает прекрасную возможность для подобного рода манипуляций. Сегодня «включил», а когда нужно – «выключил». В минувшем году администрация Барака Обамы, дабы продемонстрировать стране неусыпную заботу о развитии флота, изменила методику подсчета корабельного состава, добавив в основной список суда КМП, которые прежде не учитывались, например, госпитальные суда Mercy и Comfort. И статистика сразу стала радовать: число кораблей и судов одномоментно выросло с 283 до 290 единиц. Республиканцы подняли бучу, обвинив администрацию демократов в подлоге. Была возвращена прежняя методика подсчета. На рубеже февраля и марта текущего года флот, заинтересованный в увеличении бюджетных ассигнований, стал «играть на понижение». Дабы снизить остроту полемики, представитель ВМС выступил с разъяснениями: мол, «изменение численности не отражает реального изменения корабельного состава» (согласитесь, это очень сильный пассаж!), и «мы подтверждаем наше стремление иметь в распоряжении более 300 кораблей к началу 20-х годов, что подкрепляется подготовленным нами бюджетом закупок кораблей на 2016 год».
Но, несмотря на все ухищрения, численность корабельного состава ВМС США падает. Сейчас, когда в экономике Соединенных Штатов наблюдается некоторое оживление, в Пентагоне рассчитывают увеличить ассигнования на нужды флота. Но «золотой век» американских ВМС, несомненно, ушел в прошлое и вряд ли вернется. В числе причин – и вериги огромного государственного долга, и чрезвычайно монополизированный, а значит сверх затратный и сверх дорогой американский военно-промышленный комплекс, включающий и судостроительные предприятия. Боевые надводные корабли, подводные лодки, большие десантные корабли, суда снабжения и танкеры собираются на верфях практически только двух корпораций – Huntington Ingalls Industries и General Dynamics. Они не столько конкурируют, сколько делят рынок военного кораблестроения.
Переиначивая стратегию образца 2007 г., авторы CS 21/15 добавили к четырем главным функциям американского флота («сдерживание-устрашение», «контроль за морем», «проекция силы» и «безопасность на море») еще один краеугольный камень – «повсеместные зоны доступа» (all domain access). Этот термин предполагает свободу доступа «морской службы» Соединенных Штатов ко всем морям, территориям, воздушному и космическому пространству, киберпространству и электромагнитной сфере. «Повсеместные зоны доступа» – оперативный отклик на провозглашенную 9 января этого года Пентагоном «Объединенную концепцию доступа и маневра к глобальным театрам» (см. журнал «Национальная оборона» №1/2015), которая предусматривает «свободу рук» американским Вооруженным Силам в любой точке Земного шара и окружающем космосе. Все это попахивает ноздревщиной. Незабвенный гоголевский герой, демонстрируя свои владения, убеждал Чичикова: «Вот граница! Все, что ни видишь по эту сторону, все это мое, и даже по ту сторону, весь этот лес, который вон синеет, и все, что за лесом, все мое».
«Повсеместные зоны доступа» подразумевают, само собой, и «передовое присутствие». Но при ограниченных ресурсах и уменьшающихся возможностях требуется выбирать приоритеты.
Китайский фактор особенно беспокоит Вашингтон. Военно-морские силы Народно-освободительной армии (ВМС НОАК) действительно развиваются потрясающими темпами – и не только по количественным, но и качественным параметрам. КНР сегодня располагает вторым в мире флотом после ВМС США. И не далек тот день, когда ВМС НОАК превзойдут ВМС США. Однако Вашингтон не хочет уступать первого места. Вот почему главное внимание уделяется Индо-Азиатско-Тихоокеанскому региону, где американское военно-морское присутствие к 2020 г. предполагается довести до 60% от общей численности ВМС. Там будут дополнительно развернуты четыре многоцелевые атомные подводные лодки с постоянным базированием на Гуаме, новейшие эсминцы типа Zumwalt и эсминцы с противоракетными возможностями, литоральные боевые корабли, палубные истребители F-35C, конвертопланы MV-22, беспилотные разведчики Triton.
Ближний Восток – другая «болевая точка». В водах этого региона корабельный состав увеличится на 10 единиц, дабы к 2020 г. довести американское присутствие до 40 кораблей.
Не успели в Вашингтоне презентовать новую стратегию, как для ее реализации в Средиземное море для подкрепления 6-го оперативного флота направили 12-ю авианосную ударную группу (АУГ) ВМС США во главе с атомным авианосцем Theodore Roosevelt. Правда, этот поход начался со сбоев. На учениях перед дальним плаванием французская АПЛ Saphir благополучно преодолела противолодочные заслоны и «атаковала» авианосец (см. журнал «Национальная оборона» №3/2015). Затем выход в море из Норфолка пришлось отложить на сутки, поскольку клапан водозаборника плавающего аэродрома оказался забит водорослями и его пришлось прочищать. Но демонстрацию военно-морской мощи в свете новой стратегии никто не отменял. И вот, оказавшись в Средиземном море, командующий 12-й АУГ контр-адмирал Эндрю Льюис заявил: «Выполнение задач в составе 6-го флота – это великолепная возможность для нас работать вместе с нашими партнерами над обеспечением безопасности и процветания Европы». «Ни одна нация не может противостоять глобальным угрозам в одиночку, – продолжил он, – но работая вместе, мы можем обеспечивать свободу и безопасность по всему миру». То есть все след в след в соответствии с CS 21/15.
В европейских водах до конца текущего года также окончательно будет сформировано соединение противоракетных эсминцев, которое уже базируется на ВМБ Рота в Испании. Всего же до 2020 г. на передовых рубежах будет развернуто до 120 вымпелов против нынешних 97. На первый взгляд разница заметная. Но ежегодно примерно на 23 единицы увеличивается корабельный состав ВМС НОАК. Это без учета береговых средств поражения сил потенциального противника. Кроме того, вовсе не факт, что ряд государств Юго-Восточной Азии, которых Вашингтон причисляет к разряду своих «друзей», по первому слову бросится защищать интересы Соединенных Штатов в регионе. Одни просто остерегутся это делать, другие станут выжидать, чья возьмет: китайская сторона или американская.
Сейчас наблюдается американо-индийское сближение, особенно в военно-технической сфере. Но это даже не брак по расчету. Индийцы очень заинтересованы в получении передовых американских военных технологий, в том числе военно-морских, однако в Дели вовсе не желают делить Индийский океан с Соединенными Штатами.
Очень медленно и со скрипом идет восстановление российского ВМФ. И все-таки процесс, даже несмотря на санкции, продолжается. И, очевидно, к концу этого десятилетия можно будет говорить о ВМФ РФ как силе, с которой придется считаться любой другой морской державе.
В новом издании стратегии говорится и о других районах и акваториях, где было бы желательно увеличение американского присутствия. Например, у берегов Африки и в Арктике. Но никаких конкретных планов не озвучивается. И это понятно. У Соединенных Штатов в настоящее время просто нет ресурсов для их «защиты». И без того «линия обороны» США сильно растянута.
Интересная деталь, говоря об узких акваториях, таких как Суэцкий и Панамский каналы или Малаккский и Ормузский проливы, через которые проходят пути транспортировки энергоносителей и которые «естественно» ВМС США должны защищать, авторы стратегии CS 21/15 указывают, что к 2040 г. мировые потребности в нефти, газе и других ресурсах увеличатся на 56%. То есть нынешний ценовой спад на них – временное явление.
В соответствии с концепцией «повсеместной зоны доступа» в доктрине впервые делается акцент на электромагнитную сферу военных действий на море и в прибрежных районах. По сути дела, речь идет об электромагнитной войне, которая очень близка к сражениям в киберпространстве. Для Соединенных Штатов это весьма актуальная проблема. Ведь США и ее Вооруженные Силы насыщены электроникой, без которой они просто не способны функционировать. Вывод из строя электронных средств, например РЛС и автоматических систем управления, превращают боевые корабли в куски плавающего железа. И это знают во всех странах, которые потенциально могут противостоять США. Современные средства РЭБ способны выполнять не только тактические и оперативные задачи вооруженной борьбы, но и стратегические. Только в России в 2010-2013 годах успешно прошли государственные испытания 18 новых образцов РЭБ. Так, комплексы «Красуха-4» полностью закрывают от радиолокационного обнаружения участки земли в несколько сотен квадратных километров и подавляют радиоэлектронными помехами бортовые РЛС ударной и палубной авиации. Сейчас создаются еще более эффективные образцы. Они позволят обеспечить радиоподавление интегральных систем связи и передачи данных коллективного пользования. То есть это средства разрушения сетецентрической системы, на которую сегодня опирается американский флот. Они смогут искажать или подавлять сигналы навигационной спутниковой системы GPS, с помощью которой наводятся крылатые ракеты и другое высокоточное оружие.
Как от этой опасности будет защищаться «морская служба» в CS 21/15, ничего не говорится. Проблема только констатируется.
«Морская мощь Америки – в передовом присутствии, взаимодействии и готовности» (American seapower – forward, engaged, and ready), – подчеркивается в Cooperative Strategy for 21st Century Seapower издания 2015 года. Но нам представляется, что это иллюзия. Авторы CS 21/15 находятся в каком-то зазеркалье и не видят очевидные реальности мира.
Попробуем проследить динамику американской военно-морской мысли за последние несколько десятилетий на примере развития стратегий ВМС и «морской службы» США. Maritime Strategy 1986 ставила своей целью создание большого флота для победы в войне над Советским Союзом. СССР развалился, но не благодаря наличию у Соединенных Штатов мощных ВМС. Из-за экономических проблем флот в 600 кораблей оказался недостижимой мечтой.
Положения стратегии-концепции Sea Power 21, которая предусматривала после завершения холодной войны завоевание Соединенными Штатами абсолютного господства в Мировом океане для контроля всех прилегающих к нему берегов, были реализованы лишь частично. И снова ключевую роль сыграл экономический фактор. Не потянула Америка «Морскую мощь-21». Появились новые центры силы, не подвластные Вашингтону.
Cooperative Strategy for 21st Century Seapower издания 2007 г. явилась попыткой примирить непримиримое – экспансионистскую политику США и многополярность мира. Естественно, эта попытка провалилась. Вот почему в Вашингтоне взялись за перелицовку военно-морской стратегии, опираясь на которую можно было бы хоть как-то удержать позиции Соединенных Штатов в Мировом океане. Документ получился сырой и малоубедительный. В нем много шума и ярости, но мало смысла, как сказали бы Уильям Шекспир с Уильямом Фолкнером.
Не прошло и месяца с момента оглашения CS 21/15, как в начале апреля американская военно-морская разведка опубликовала доклад «ВМС НОАК. Новые возможности и боевые задачи в 21 веке» (The PLA Navy. New Capabilities and Missions for 21st Century). Это впечатляющее сочинение. И не только потому, что оно вдвое больше по объему CS 21/15 и написано логично и четко. В нем приводятся убедительные факты о стремительной мощи китайских ВМС. Так сообщается, что в прошлом году для ВМС НОАК были заложены, спущены на воду или вошли в их состав более 60 боевых кораблей. Это, не считая примерно такого же или даже большего количества единиц, находящихся в разных стадиях строительства. В текущем году, по данным американских военно-морских разведчиков, темпы строительства кораблей для флота Поднебесной сохранятся.
Вот почему авторам военно-морских стратегий США следует незамедлительно снова садиться за работу и сочинять новый документ, в котором акцент будет сделан на оборону с моря собственно американской территории. Ведь лет через восемь или даже скорее граждане Соединенных Штатов явственно ощутят горячее дыхание китайского дракона.
P.S. Очевидно, сами авторы новой военно-морской стратегии США не довольны своим детищем. Свидетельством тому стал форум «Стратегия ВМС США в 2020-2025 годы и последующий период», который состоялся 22-23 апреля этого года в Центре военно-морского анализа в Арлингтоне, штат Вирджиния. В нем приняли участие высшие офицеры американского флота, представители госдепартамента и научных кругов, гражданские эксперты по стратегическим вопросам. Предваряя дискуссию, начальник военно-морских операций ВМС США адмирал Джонатан Гринерт заявил, обращаясь к присутствующим: «Не думайте, как стратегия изменит будущее, думайте о том, как мы должны изменить будущее».
В этом году запланированы еще два подобных мероприятия: в июне в стенах Военно-морского колледжа, где готовят высших офицеров американского флота, и на форуме Союзнической стратегии, который состоится ближе к концу года.
Реклама Distributed Lethality
Подробнее о концепции Distributed Lethality тут. Ниже "рекламный ролик" концепции.
Статья командующего надводными силами ВМС США вице-адмирала Томаса Роудена в январском номере Proceedings, где он рассуждает о господстве на море на современном этапе и Distributed Lethality. Адмирал говорит с классических позиций теории Корбетта (см. мою старую статью о господстве на море), т.е. об ограниченном во времени и пространстве оперативно-тактическом (оперативно-стратегическом) sea control, отмечая, что классическое стратегическое command of the sea Мэхэна не столь полезно на сегодняшний день и представляет интерес скорее для историков.
Далее Роуден повторяет ещё одну стандартную в последние годы мантру. После окончания Холодной войны в условиях неоспариваемого господства (превосходства) в Мировом океане ВМС США принесли задачи обеспечения господства на море в ущерб обеспечению морской безопасности и проецированию силы. Роуден говорит об ослаблении интегрированной ПВО/ПРО, ПЛО, а также борьбы с надводными силами противника. Но это не совсем верно - интегрированная ПВО/ПРО является сравнительно новой функцией, а сама по себе ПРО на ТВД в интересах межвидовых группировок и союзников была одной из функций, которые как раз и "отъедали" ресурсы у традиционных задач борьбы со флотом протиника.
Затем Роуден отмечает ряд достаточно очевидных, но весьма важных моментов, которые опять же полностью находятся в рамках теории Корбетта. Подход ВМС США к обеспечению сдерживания, который доминировал в 1990-е - 2000-е гг., был эффективен по отношению к более слабым противникам, но он неэффективен против сопоставимого противника, который может сконцентрировать значительные силы и средства для проведения скоротечной операции с ограниченными политическими целями, тем более если противник может воспользоваться преимуществами географического положения. Параллели с Россией (Крым) и Китаю (гипотетические операции в Южно-Китайском море или против Тайваня) очевидны.
Ответом на эту угрозу и является концепция Distributed Lethality (исходная статья прошлого года тут) - развитие способностей бороться с надводными, подводными и воздушными силами противника, распределение наступательного потенциала среди большего количества кораблей, повышение живучести и возможностей самообороны. В статье Роудена приводятся основные направления, над которыми ВМС США планируют работать в ближайшей перспективе:
Подробнее о концепции Distributed Lethality тут. Ниже "рекламный ролик" концепции.
Статья командующего надводными силами ВМС США вице-адмирала Томаса Роудена в январском номере Proceedings, где он рассуждает о господстве на море на современном этапе и Distributed Lethality. Адмирал говорит с классических позиций теории Корбетта (см. мою старую статью о господстве на море), т.е. об ограниченном во времени и пространстве оперативно-тактическом (оперативно-стратегическом) sea control, отмечая, что классическое стратегическое command of the sea Мэхэна не столь полезно на сегодняшний день и представляет интерес скорее для историков.
Далее Роуден повторяет ещё одну стандартную в последние годы мантру. После окончания Холодной войны в условиях неоспариваемого господства (превосходства) в Мировом океане ВМС США принесли задачи обеспечения господства на море в ущерб обеспечению морской безопасности и проецированию силы. Роуден говорит об ослаблении интегрированной ПВО/ПРО, ПЛО, а также борьбы с надводными силами противника. Но это не совсем верно - интегрированная ПВО/ПРО является сравнительно новой функцией, а сама по себе ПРО на ТВД в интересах межвидовых группировок и союзников была одной из функций, которые как раз и "отъедали" ресурсы у традиционных задач борьбы со флотом протиника.
Затем Роуден отмечает ряд достаточно очевидных, но весьма важных моментов, которые опять же полностью находятся в рамках теории Корбетта. Подход ВМС США к обеспечению сдерживания, который доминировал в 1990-е - 2000-е гг., был эффективен по отношению к более слабым противникам, но он неэффективен против сопоставимого противника, который может сконцентрировать значительные силы и средства для проведения скоротечной операции с ограниченными политическими целями, тем более если противник может воспользоваться преимуществами географического положения. Параллели с Россией (Крым) и Китаю (гипотетические операции в Южно-Китайском море или против Тайваня) очевидны.
Ответом на эту угрозу и является концепция Distributed Lethality (исходная статья прошлого года тут) - развитие способностей бороться с надводными, подводными и воздушными силами противника, распределение наступательного потенциала среди большего количества кораблей, повышение живучести и возможностей самообороны. В статье Роудена приводятся основные направления, над которыми ВМС США планируют работать в ближайшей перспективе:
- модернизация крейсеров типа Ticonderoga и решение проблемы их замены в будущем для обеспечения ПВО авианосных ударных групп;
- усиление потенциала борьбы с надводными кораблями противника посредством установки загоризонтных ПКР на кораблях класса LCS и, возможно, десантных кораблях;
- интеграция F-35 и надводных сил флота, обеспечение целеуказания с F-35 для надводных кораблей для борьбы с воздушными и надводными целями;
- развитие воздушных и морских беспилотников для надводных кораблей для обеспечения разведки в целях ПЛО и борьбы с надводными целями;
- создание более совершенных систем вооружения для борьбы с подлодками (новая ПЛУР), а также развитие более дешёвых альтернатив существующим системам вооружения (лазеры, рейлганы, более дешёвые КРМБ меньшего радиуса действия).
Обратите внимание - дяденька видит возможность "скоротечной операции с ограниченными политическими целями" только при посредстве разноразмерных НК, но не широкого ассортимента ПЛ (как, собственно, и я). Tigr, как думаете, сколько ему соответствующие лоббисты отбашляли?
Позволю себе ответить вам вопросом на вопрос: а вы не находите, что США и Россия это несколько разные страны? Поэтому никогда не устану повторять:
Так стоящие перед ВМС Россиии военные задачи явно делятся на две равнозначные части: глухая оборона против глобального супостата и локальные комбинированные операции с "морской" составляющей. Для первой задачи - ПЛ однозначно рулят; для второй - увы, в лучшем случае демонстрационная роль типа пуска Калибра-другого.
Демонстративные полеты с палубы Кузи ничем не лучше, только дороже.
ПЛ не может создать защищенный район ПВО для взятия плацдарма и обеспечить авиационное обеспечение последующего развертывания базы, Кузя может.
Не может. В идеале он сможет защитить сам себя от средств воздушного нападения. То же справедливо и для любого другого авианосца.