Когда же я (Мотовилов) спросил его, великого старца Серафима: «Как же я и почему именно узнаю, что я в Духе Божием или нет?» – то он, возложив руки свои на плечи мне, сказал: «Да вот, ваше Боголюбие, мы оба теперь с вами в полноте Духа Божия. Что же вы мне, убогому Серафиму, в глаза не глядите?» Я ответил: «Не могу, потому что из них молнии светятся, и у меня глаза ломит, и я не могу смотреть на вас, батюшка отец Серафим, потому что вы светлее солнца». И он сказал мне: «Да ведь солнца нет и день-то пасмурный, то как же это?» Я отвечал: «Знаю, что солнца нет и что пасмурный день, но ваше лицо светлее солнца стало и глазам моим больно; свет этот колет их, и мне нельзя смотреть на вас». И он отвечал, склонившись главою своею над правым ухом моим: «Да и вы ведь и сами точно в таком же именно свете находитесь благодатном, а то бы и видеть вам того на мне нельзя было».
В это время лицо его как бы вышло из-под молниеносного света, и свет остался только кругом лица его, на далекое пространство.
«Что же чувствуете вы теперь?» – спросил он меня. «Такой мир, – отвечал я, – в душе моей, что никаким словом того выразить нельзя». «Это тот самый мир, – сказал мне отец Серафим, – про который сказано: мир Божий всяк ум превосходящий; то есть никаким словом человеческим выразить его нельзя.
«Что же еще чувствуете?» Я отвечал: «Неизъяснимую сладость».
«Еще что чувствуете?» И я отвечал: «Неизглаголанную радость».
«Что же еще чувствуете?» Я отвечал: «Необыкновенное тепло». «А как тепло?» – спросил он. Я отвечал: «Как в бане, когда поддают на каменку». «Да как же, – продолжал он, – тепло? Ведь теперь конец ноября месяца; зима стоит, и снег под ногами, и вершок снега на головах наших, и снег идет, и ветер дует; как же может быть так тепло, как в бане?» И прибавил: «Это, ваше Боголюбие, стало быть, тепло не в воздухе, а в нас самих; вот это-то и есть то самое тепло, о коем говорим ко Господу в молитве: "Теплотою Духа Твоего Святаго согрей нас".
...« Так, стало быть, эта теплота-то не в атмосфере воздушной, но в атмосфере душ, и в плоти, и в духе нашем находится».
- Ну а запах от нее каков? – спросил он меня. – Таков ли, как в бане?
- Нет, – отвечал я. – Я любил прежде много танцевать, и когда собирался, бывало, при жизни родительницы моей на бал, бывши студентом Казанского университета, матушка, бывало, меня опрыскивала духами; но и те духи не так хорошо пахнут, как я теперь чувствую».
- Какое же сравнение может быть с ними? – сказал отец Серафим, – то были духи, из цветов земных извлеченные, а это – благоухание небесное Всесвятого Духа Божия; так и быть должно, что это в неисчетно раз большее и лучшее благоухание – как от дыхания жизни Всетворца Бога нашего. Но я для того расспрашивал вас, чтобы рассудить, так ли вы живо, ясно, вразумительно и ощутительно для ваших пяти чувств это чувствовать изволите, чтобы после толково и вразумительно могли и другим передать; потому что эта великая милость Божия явлена не для меня, убогого Серафима. Заметили ли вы, что я даже не успел даже и перекреститься, а лишь в душе моей помолился Господу и сказал Ему: «Господи, покажи Ты на нем и на мне, убогом, очевидно и ощутительно, каким образом бывают рабы Твои, когда Ты изливаешь на них дары Свои в полноте неприступной славы величествия Твоего», – и вот Господь не замедлил исполнением просьбу мою. Так уж не для меня это, а для вас это сделано, чтобы вы помнили всегда и никогда не забывали этой великой и чудотворной Его милости к вам. Будете ли вы помнить это, ваше боголюбие?»
http://www.regels.org/Seraphim-1.htm
