devi7
Активный участник
- Сообщения
- 252
КАК ИЗРАИЛЬТЯНЕ У ЕГИПТЯН РАДАР УКРАЛИ
НЕВЫДУМАННАЯ ИСТОРИЯ
Из воспоминаний военного переводчика
Игорь Куликов
журнал «Солдат удачи» № 1 / 2000 г.
Это невероятное событие произошло в конце 1969 года в Египте, в разгар так называемой «войны на истощение». В ночь с 26 на 27 декабря на побережье Красного моря группа израильских коммандос сумела захватить египетскую радиолокационную станцию советского производства и при помощи вертолетов переправить ее на Синайский полуостров. Тридцать лет спустя редакции удалось найти одного из непосредственных свидетелей этого чрезвычайного происшествия...
На фронт
Для меня, слушателя Военного института иностранных языков, командированного в Египет в качестве военного переводчика, эта арабо-израильская война началась 30 ноября 1969 года. В тот день ранним утром вместе с майором Тарасом Панченко, советником из 3-й механизированной дивизии, мы выехали из Каира на фронт. Путь наш лежал в далекий, как казалось, романтичный Красноморский военный округ* [* – в ВС Египта территория также делилась по округам]. Как и Суэцкий канал, он также считался зоной боевых действий, хотя и менее активных.
К вечеру, преодолев почти 300 км, мы благополучно добрались до расположения 19-й отдельной пехотной бригады, дислоцированной на побережье Суэцкого залива. Своими оборонительными позициями она перекрывала широкую Заафаранскую долину, протянувшуюся в глубь Аравийской пустыни почти до самого Нила.
В сентябре – начале октября бригаду жестоко бомбили. Во время одного из налетов погиб наш советник. Сейчас же здесь было относительно спокойно. О трагических событиях тех дней напоминали лишь остовы сгоревшей техники да огромные воронки от тысячефунтовых израильских бомб. Этот отдаленный район, как и все побережье Красного моря, не прикрывался египетскими ПВО, и израильские летчики чувствовали себя здесь очень уверенно, как на полигоне.
Рассматривая полуметровой длины и в палец толщиной саблевидные осколки от бомб, я понял, что купаться, загорать и ломать кораллы на сувениры, видимо, не придется. Спокойная каирская жизнь со всей экзотикой большого восточного города как-то сразу осталась в прошлом, а ближайшие перспективы нашей новой жизни уже не представлялись столь радужными.
504-й батальон
В штабе бригады выяснилось, что 504-й пехотный батальон, где нам предстояло работать, переброшен на 145 км южнее, в район Рас-Гариба – небольшого поселка египетских нефтяников.
Прибыв на место и выслушав энергичный инструктаж старшего советника бригады, мы остановились на ночевку в «хабирской» землянке* [* – хабирами египтяне называли всех советских советников и специалистов]. С утра стали готовиться к отъезду.
Для работы нам выделили видавший виды грузовик ГАЗ-63. В его крытый кузов, весь посеченный осколками, поставили две простые солдатские кровати с матрасами, полными клопов. Таким образом на первое время у нас имелись и транспортное средство, и даже крыша над головой. Отведав на дорожку кваса, изготовленного из сухих египетских лепешек, и тепло распрощавшись с бригадными советниками, мы отправились в путь.
Честно говоря, наблюдая в пути дорожные пейзажи совершенно дикой, но по-своему красивой природы красноморского побережья, мрачных предчувствий мы не испытывали. Однако и особой радости от пребывания на этом «курорте», куда ныне завлекают российских туристов, тоже не ощущали. Батальону предстояло действовать в отрыве от главных сил, в случае резкого ухудшения оперативно-тактической обстановки на помощь бригады рассчитывать не приходилось.
Вдоль пути у обочин стояли черно-бурые корпуса сгоревшей техники. Особенно запомнился египетский БТР-152. Он стоял, уткнувшись в придорожную скалу. В заднем борту зияла большая рваная дыра от израильского НУРСа, выпущенного самолетом типа «Скайхок» или «Мираж». Было видно, что «работал» летчик-профессионал. Вспомнилось напутствие одного из наших заафаранских коллег: «В случае чего, бросайте машину и бегите в разные стороны в пустыню. По отдельному человеку они ракеты пускать не будут».
Командир батальона подполковник Мустафа Зибиб и другие египетские офицеры встретили нас радушно. Батальон лишь недавно пришел в Рас-Гариб и теперь занимался инженерным оборудованием позиций. Землянок здесь, как в Заафаранеу. еще не было – ж просто не успели вырыть. Поэтому какое-то время нам предстояло ночевать под тентом, снятым с нашего грузовика. Сверху тент мы прикрыли маскировочной сетью. Сразу же выяснилось, что у нас нет многих вещей, крайне необходимых для жизни в полевых условиях. В этом плане египтяне очень помогли нам на первых порах. Другой Неожиданностью для нас стал начавшийся тогда Рамадан* [* – в дни Рамадана мусульманам запрещено принимать пищу от восхода до захода солнца].
Завтрак привозили лишь поздно вечером. Уже в темноте, сидя на кроватях под своим тентом, мы ели непривычную арабскую пищу, которая к тому же была изрядно сдобрена песком. Что же касается обеда и ужина, то ради сна мы предпочли от них и вовсе отказаться. Так что пришлось нам невольно поститься, как всем правоверным мусульманам.
На второй день начали детально знакомиться с обстановкой, силами и средствами, имевшимися в нашем распоряжении, а также районом, в котором предстояло действовать 504-му батальону.
Батальон отвечал за прикрытие участка побережья – 120 км по фронту и 80 км в глубину, что не укладывалось ни в какие тактические нормативы. Согласно боевой задаче, эта египетская часть предназначалась для предотвращения возможной высадки морского десанта противника на побережье и обеспечения безопасности «важных объектов» в секторе. Особое внимание уделялось обеспечению безопасности радиолокационной станции. На усиление батальона из состава бригады придали дополнительные силы: роту танков Т-34, батарею 120-мм минометов и смешанную противотанковую батарею 57-мм пушек и безоткатных орудий Б-11. Однако для отражения налетов авиации противника имелось всего три пулемета ДШК.
Помимо нашего пехотного батальона, в районе Рас-Гариба стоял батальон «Народной обороны», укомплектованный солдатами предпенсионного возраста. Эта своеобразная «вохра» занималась охраной объектов местной нефтяной компании, и реальной пользы от таких бойцов, честно говоря, было немного.
Нефть и все связанное с ней у нас особого беспокойства не вызывало. По нашей информации, между Египтом и Израилем существовала негласная договоренность – не трогать подобные объекты. Тем более что рядом, в Шукейре, та же египетская компания добывала нефть совместно с американцами.
Настоящей же «головной болью» для нас явилась радиотехническая рота. Точнее, не сама рота, а ее радиолокационная станция, которую арабы называли просто – «радар».
Расположенная на холмах в 8 км от побережья и в 5–6 км от нашего батальона, РЛС вела разведку воздушных целей в центральном секторе Суэцкого залива. Охрана станции – десяток солдат, для которых не было даже отрыто окопов. Сам же командир роты находился на позиции так называемого «ложного радара», ближе к побережью, примерно в 2 км от настоящей станции.
Ложный радар представлял собой насыпной бугор с какой-то воткнутой в него железкой, изображавшей, видимо, радиолокационную антенну. Прикрывали объект ряды колючей проволоки с сигнальными минами и пять батарей спаренных зенитных пулеметных установок советского и американского производства.
На этой позиции размещалось более 400 человек личного состава. Считалось, что подобным образом противник будет введен в заблуждение относительно истинного расположения РЛС.
Столь «мудрый» замысел командира роты был соответствующим образом оформлен на большом листе ватмана и утвержден витиеватой росписью командующего египетскими радиотехническими войсками. Естественно, что мы сразу же сообщили о своем категорическом несогласии с этой ситуацией старшему советнику бригады, который обещал разобраться.
К тому времени практически вся территория Красноморского военного округа являлась зоной активных действий не только израильской истребительно-бомбардировочной авиации, но и вертолетов. Именно вертолеты представляли реальную угрозу, так как летали на низкой высоте, вне зоны видимости РЛС.
Надо сказать, что в Заафаране, в районе расположения бригады, находилась вторая подобная радиолокационная станция. Израильтяне бомбили ее неоднократно, но так и не смогли уничтожить – египетская зенитная артиллерия заставляла израильских летчиков подниматься до двух-трех тысяч метров, из-за чего точность бомбардировки резко снижалась. Нас же авиация противника пока не беспокоила. Но с некоторых пор с наступлением темноты и особенно в лунные ночи в нашем секторе начали появляться вертолеты.
Заходя со стороны моря, между Заафараной и Рас-Гарибом, они родили в глубь пустыни и возвращались обратно на Синай только к трем-четырем часам утра. О цели их появления у нас и характере возможных действий можно было только догадываться. Считали вполне вероятной высадку вертолетного десанта противника в районе расположения РЛС с целью ее уничтожения. Чтобы не допустить проведения такой операции, мы предусмотрели возможность выдвижения одной из рот батальона к позиции «радара». Вскоре в присутствии начальника штаба бригады даже провели тренировку с личным составом роты.
С утра и до позднего вечера мы занимались так называемой организацией боя: проводили рекогносцировки, уточняли задачи подразделениям на местности, определяли огневые позиции для орудий и минометов. Ночами же, при очередном появлении вертолетов противника, сидели в землянке комбата и с тревогой ожидали сообщений об их действиях. С рассветом, убедившись, что вертолеты покинули наш район, усталые, шли спать под свой тент.
В течение нескольких недель обстановка в секторе практически не менялась. В ночное время приходилось думать не только о возможном отражении десанта, но и о собственной безопасности. Для нас уже подготовили землянку. Правда, дверь в ней не запиралась, к тому же отсутствовала и охрана. Каждую ночь мне приходилось на всякий случай брать автомат у нашего шофера Сулеймана. Забавно было вспоминать, как еще в Каире перед отъездом на Красное море какой-то важный чин из политработников стращал нас своим напутствием: «Только попробуйте попасть в плен к евреям – партбилеты на стол положите...»
Через некоторое время в небе довольно часто стал появляться самолет-разведчик. Все говорило о том, что израильтяне тщательно изучают район. Однако обстановка на побережье оставалась спокойной.
Вечером 26 декабря, после ужина, как всегда пришли в землянку комбата. Предстояло обсудить план работы на следующий день. Около двадцати двух часов поступила телефонограмма о том, что в 50 км севернее расположения батальона в глубь нашей территории проникли два вертолета противника. Подобное бывало и раньше, так что особого значения этому сообщению мы, к сожалению, не придали. В ходе разговора о текущих делах майор Панченко неожиданно предложил комбату поднять первую роту по тревоге и провести ночную тренировку по выдвижению к предполагаемому месту высадки условного десанта противника.
Честно говоря, даже сегодня, тридцать лет спустя, мне трудно с полной уверенностью сказать, что тогда было лучшим для нас: проводить или не проводить эту тренировку. Если бы такое учение действительно состоялось, мы, вероятно, сорвали бы операцию противнику. Другой вопрос: «Какие последствия ожидали бы нас?» Наверняка на следующий день израильтяне ударами своей авиации смешали бы батальон с песком.
В таком предположении нет преувеличения. Знакомый батальонный советник, участник Великой Отечественной войны, реально познавший на практике всю мощь
израильских бомбардировок на Суэцком канале, как-то сравнил обмен ударами египетских и израильских войск: «Если араб из рогатки выбивает еврею стекло в окне, то еврей берет дубину и вышибает в доме араба оконную раму».
Позже я убедился, что ответ израильтян действительно всегда был мощнее и масштабнее по своим последствиям. Мы, конечно, были готовы выполнить свой воинский долг и решить задачи, поставленные командованием, но и умирать в этих диких красноморских песках никому не хотелось.
Так или иначе, но судьба распорядилась по-своему. Подполковник Зибиб, узнав о наших намерениях провести тренировку, высказал свое недовольство.
Думаю, комбату просто не хотелось заниматься этим: тренировка закончилась бы лишь к утру.
Дискуссия завершилась тем, что нам показали официальную инструкцию, запрещавшую проведение каких-либо занятий в случае объявления той или иной степени боевой готовности. Батальон же тогда действительно находился во второй степени такой готовности. Новых сообщений о появлении вертолетов противника больше не поступало, и все успокоились.
Налет
Еще до полуночи комбат предложил всем идти спать, что мы и сделали. Сам же Зибиб с начальником штаба остался дежурить в землянке.
Устав за день, я сразу заснул. Тарас же, как выяснилось, не спал. Позже он рассказал, что тогда у него появилось какое-то нехорошее предчувствие. Среди ночи он неожиданно разбудил меня: «Игорь! Слышишь? Гул самолета. Выйди наружу. Посмотри, что там?»
Полусонный, я нехотя поднялся с кровати, сунул нога в ботинки и в одних трусах и майке вышел из землянки. Было зябко. С моря дул холодный ветер. Ярко светила полная луна. Вдалеке действительно послышался необычно сильный гул реактивных двигателей нескольких самолетов.
– Это, наверное, разведчик! – прокричал я, даже не подумав: «Какая такая воздушная разведка может быть ночью?».
Гул становился все сильнее. Один из самолетов находился где-то совсем близко, хотя его и не было видно. Когда я уже собирался спускаться по ступенькам вниз, в двухстах метрах от меня раздался сильный взрыв, а через секунду – второй. Яркие вспышки обозначили места разрывов.
Начался воздушный налет. Часы показывали двадцать пять минут первого.
– Тревога, бомбят, – заорал я и кубарем скатился вниз в землянку.
Быстро одевшись и выскочив наружу, побежали в сторону землянки комбата, до которой было метров триста. Рев реактивных двигателей терзал воздух. Справа и слева рвались авиабомбы и выпущенные с самолета ракеты.
В землянке, где, кроме комбата, находились начальник штаба, офицер разведки и офицер связи, мы первым делом попросили сообщить об обстановке.
– Какая может быть обстановка, – нервно ответил подполковник Зибиб. – Вы разве не видите, что нас бомбят?
– Что сообщают с «радара»? – спросил Тарас.
– Их тоже бомбят.
О том, что радиотехническую роту бомбят, мы знали и сами, поскольку видели красные нитки трассеров зенитных снарядов – батареи ложного радара вели огонь. Наш же пулеметный взвод молчал. Комбат объяснил это тем, что самолетов в темноте все равно не видно и вести огонь нецелесообразно.
– Если же откроем огонь, то противник будет бомбить еще сильней, – заметил Зибиб.
Арабы, опасаясь, что свет в землянке могут заметить с воздуха, погасили лампы. По телефону связались с ротами и командиром радиотехнической роты. По радио попытались установить связь и с нашим «засадным» взводом, который еще до налета, в двадцать два часа, должен был занять назначенную ему позицию вблизи РЛС.
Выяснилось, что все это время взвод в нарушение приказа находился не в засаде, а на позиции ложного радара. Командир взвода, как мы узнали позже, распивал чай с командиром роты. К настоящей же РЛС взвод начал выдвигаться лишь с началом воздушного налета. Последнее сообщение командира взвода: «Дальше двигаться не могу. Меня бомбят». В дальнейшем на наши вызовы старший лейтенант не отвечал.
Через пару дней во время тщательного обследования района на маршруте выдвижения взвода мы не обнаружили ни одной воронки.
Интенсивность авианалета нарастала. В какие-то моменты казалось, что до утра мы просто не дотянем. Одна из бомб разорвалась между землянкой комбата и пунктом связи батальона. Где-то в половине второго ночи на связь с нами вышел командир радиотехнической роты. Он сообщил, что видит пожар на позиции РЛС. По его словам, «сама станция, видимо, уничтожена попаданием бомбы, так как с ней нет связи». После этого связь прервалась. Вскоре прекратилась проводная связь и со всеми остальными ротами. Послать связистов комбат отказался: «Солдаты могут погибнуть».
В половине пятого утра один из рядовых, выставленный комбатом для наблюдения, сообщил о странном звуке. Выбежав наверх, мы услышали очень мощный и характерный рокот работы двигателей вертолетов. Первое предположение: «Противник под прикрытием авиации намеревается высадить десант!» Бегом поднялись на вершину ближайшего холма, откуда на какие-то секунды заметили темные силуэты, удалявшиеся в сторону пустыни. Тогда мы так и не узнали, почему же рота не открыла огонь по этим вертолетам...
Вскоре наступила тишина. Слышен только одиночный гул приближающегося самолета. Стоя на вершине холма, мы даже не успели обсудить увиденное. Все произошло неожиданно. С каким-то шипением и свистом выпущенные с самолета ракеты пролетели над нами, когда мы сломя голову уже неслись прочь.
Выпустив боезапас и включив форсаж, самолет ушел в сторону Синайского полуострова. Вновь наступила тишина.
С трудом передвигая ноги от усталости, мы поплелись в свою землянку. Там сидел наш водитель.
– Ну как, Сулейман, страшно было? – как можно веселее спросил я. В ответ солдат лишь как-то криво улыбнулся:
– Страшно.
Не раздеваясь прилег на кровати. Минут через тридцать – сорок раздался телефонный звонок.
– Мистер Игорь, – обратился ко мне комбат. – Евреи украли радар.
От неожиданности я даже не сразу понял.
– Как украли? Что конкретно украли? Ответ был невразумительным: украли то ли какую-то важную часть, то ли блок РЛС, то ли еще что-то...
Через несколько минут мы вновь были в землянке подполковника Зибиба. Дела обстояли очень скверно. Это мы поняли сразу, едва увидели расстроенное лицо комбата. Из сбивчивых объяснений Зибиба следовало, что «на позиции радиолокационной станции больше нет». Она просто исчезла! Об этом сообщил по радио командир взвода, который лишь теперь наконец добрался до места своей «засады».
Решили, что с рассветом съездим на радар и посмотрим сами. Узнали, что в результате налета в батальоне погибли два солдата, более десятка получили ранения.
Договорившись, что комбат сообщит нам о времени отъезда, мы вернулись к себе в землянку. Немного вздремнули. Однако часов в девять утра нас разбудил майор, прибывший из штаба бригады на разбор происшествия.
Расследованием произошедшего занимались до нового года. Абсолютно точной картины проведенной израильтянами операции мы так и не получили, но выяснились некоторые подробности.
Вспомнили частые появления израильских вертолетов и самолетов-разведчиков – противник тщательно готовился к операции. Интересно, что дней за десять до случившегося в батальон по каналам военной разведки пришло шифрованное сообщение о тренировках израильских десантников на Синае – они отрабатывали захват какого-то объекта. Комбат тогда нам об этой шифротелеграмме ничего не сообщил.
Выяснилось, что перед началом авиаудара, около двадцати трех часов или несколько позже, в район позиции РЛС прилетели два тяжелых вертолета французского производства «Супер Фрелон» (самый грузоподъемный вертолет в израильских ВВС того времени) с группой захвата. Именно об этих вертолетах и сообщил нам пост воздушного наблюдения. Следы колес одного из них мы обнаружили в месте посадки, в глубокой лощине в 300 м от станции. По специфическим следам на песке и был определен тип вертолета.
Радиолокационная станция в тот момент не работала, а сам расчет занимался техническим обслуживанием в аппаратной, так что приближение вертолетов противника осталось незамеченным. Позже от сержанта нашего хозвзвода я случайно узнал, что тот лично видел пролет двух вертолетов еще до начала бомбежки и даже сообщил об этом по телефону комбату. Но тот сказал ему: «Тебе все померещилось. Ты просто трус». До сих пор не знаю, почему Зибиб не рассказал нам тогда о своем разговоре с сержантом.
Так или иначе, но к полуночи позиция РЛС была уже захвачена противником. По следам десантных ботинок израильтян на песке удалось установить маршруты их выдвижения к станции. Неподалеку нашли и позиции пулеметчиков, прикрывавших действия десантников. Два солдата охраны РЛС были убиты, оставшиеся в живых убежали в пустыню.
Основная часть операции проводилась уже под прикрытием ракетно-бомбовых ударов авиации. Противник, видимо, допускал обнаружение высадки десанта и поэтому предпринял авианалет: прижать батальон к земле, не дать ему возможность выдвинуться к радару. На всякий случай израильтяне бомбили даже выход из Заафаранской долины на дорогу в Рас-Гариб. Всего же в эту ночь израильская авиация совершила 36 самолетовылетов.
После захвата позиции РЛС туда прибыли еще три тяжелых вертолета. Их появление также было замечено постами воздушного наблюдения. Разрезав автогеном крепежные скобы, израильтяне очень профессионально демонтировали обе части радиолокационной станции: аппаратную и антенно-мачтовое устройство РЛС – и на внешней подвеске двух «Супер Фрелонов» перебросили их на Синайский полуостров. На позиции сиротливо остались лишь шасси двух автомобилей ЗИЛ-157.
Дизель-генератор, запитывающий РЛС, десантники взорвали. Вот этот горевший дизель-генератор и увидел командир роты с ложного радара.
Вместе со станцией был захвачен в плен и похищен ее расчет. Прежде чем улететь на Синай, израильтяне тщательно заминировали позицию: здесь были и фугасы замедленного действия, и обычные противопехотные мины. В кабинах ЗИЛов саперы обнаружили мины-«сюрпризы».
Вся эта мрачная эпопея с кражей радара наделала много шума. Среди наших советников и специалистов в Каире только и разговоров было о том, «как на Красном море евреи украли радар».
Позже с большим удивлением мы узнавали все новые и новые подробности той израильской операции. Один из таких «знатоков» всех событий поучал нас: «Раз вы знали, что высадился десант противника, то надо было сесть на танк и лично возглавить выдвижение роты к радару. Уничтожив десант, вы могли бы заработать по «Красной звезде»...»
Позже, как бы отвечая на этот монолог, Тарас раздраженно заметил: «Лучше вообще не иметь этих «звезд», нежели получить их на алых подушечках».
Слишком серьезными были последствия произошедшего. Противнику удалось похитить вполне современную радиолокационную станцию П-12ПМ, стоявшую в то время на вооружении не только египетских, но и советских ПВО. Станция работала в метровом диапазоне и имела дальность обнаружения около 200 км. В войсках она использовалась не только для обнаружения воздушных целей и выдачи целеуказаний различным средствам ПВО, но и для сопряжения с комплексами автоматизированного управления ЗРК войск ПВО страны «Воздух».
С захватом станции противник получил возможность детально ознакомиться с нашей системой опознавания государственной принадлежности самолетов «Кремний-1», установленной на РЛС.
КОМУ НУЖНА СТАНЦИЯ?
Проведенную операцию сами израильтяне предпочли не афишировать. Во всяком случае, «Голос Израиля» из Иерусалима на русском языке, любивший комментировать новости об успехах израильской армии, по этому поводу упорно молчал. Лишь спустя пару месяцев радио «Би-би-си» сообщило, что «в Израиле находится группа американских специалистов, которая занимается изучением советской радиолокационной станции, похищенной израильскими десантниками на побережье Красного моря». Таким образом, свое подтверждение получило предположение, которое высказывали наши специалисты из радиотехнических войск: «Станция была нужна не столько израильтянам, сколько американцам».
ЭПИЛОГ
Тем временем над нашими головами продолжали сгущаться тучи. Говорили, что дело якобы находится под контролем самого президента Насера. И выводы действительно вскоре последовали. Все главные участники событий – командир нашего 504-го батальона, командир радиотехнической роты, командир взвода «засады», командующий РТВ, командир радиотехнического батальона, в состав которого входила рота, и восемь солдат-беглецов были отданы под суд. С треском с должности был снят и уволен из армии командующий военным округом.
По личному указанию Насера новым командующим округом был назначен один из лучших египетских генералов того времени – генерал-майор Саад эд-Дин Шазли, участник «шестидневной войны» 1967 года и боевых действий в Йемене. В составе египетского экспедиционного корпуса он командовал специальными войсками и считался большим знатоком тактики действий израильских десантников. Позже, накануне октябрьской войны 1973 года, его назначат начальником Генерального штаба.
Заседание военного трибунала состоялось уже в январе. Оно проходило в одном из помещений штаба «Красноморского военного округа» в Эль-Гардаке. Мы с Тарасом также были там. Комбат взял нас с собой в качестве свидетелей. Однако на суд нас так и не пригласили, лишь на беседу с одним из штабных чинов.
Сначала мы думали, что все обойдется и приговоры не будут слишком суровыми. Однако все оказалось гораздо хуже, прежде всего для Зибиба. До сих пор я помню, как этот уже немолодой подполковник в последнюю встречу с нами, еще до окончания суда и объявления приговора, заплакал навзрыд, повторяя лишь одно слово: «иадам» (смертная казнь). Видимо, он уже знал свою судьбу.
Действительно, на следующий день трибунал приговорил подполковника Зибиба и двух других рас-гарибских офицеров к расстрелу. Командующий радиотехнических войск и командир радиотехнического батальона получили по двадцать пять лет тюрьмы. Столь суровое решение суда вызвало тогда большой резонанс среди египетских офицеров, которые в целом с сочувствием отнеслись к осужденным. В связи со случившимся в Рас-Гарибе военный министр издал специальный приказ, который был доведен до всего офицерского состава египетских вооруженных сил.
Через месяц в Рас-Гариб привезли новую радиолокационную станцию. Теперь ее окружили не только колючей проволокой и зенитными батареями, но и подготовили к взрыву, хотя вторично «красть» такую же станцию, думаю, израильтяне вряд ли собирались.
Спустя два года во время уже второй командировки в Египет я случайно встретил в Каире бывшего командира пулеметной роты из нашего батальона. От него я узнал, что новый египетский президент Анвар Садат помиловал осужденных и подполковник Зибиб находится в добром здравии. К тому времени в Союзе станции этого типа модернизировали, еще с десяток лет простояли они на вооружении внутренних округов ПВО.
НЕВЫДУМАННАЯ ИСТОРИЯ
Из воспоминаний военного переводчика
Игорь Куликов
журнал «Солдат удачи» № 1 / 2000 г.
Это невероятное событие произошло в конце 1969 года в Египте, в разгар так называемой «войны на истощение». В ночь с 26 на 27 декабря на побережье Красного моря группа израильских коммандос сумела захватить египетскую радиолокационную станцию советского производства и при помощи вертолетов переправить ее на Синайский полуостров. Тридцать лет спустя редакции удалось найти одного из непосредственных свидетелей этого чрезвычайного происшествия...
На фронт
Для меня, слушателя Военного института иностранных языков, командированного в Египет в качестве военного переводчика, эта арабо-израильская война началась 30 ноября 1969 года. В тот день ранним утром вместе с майором Тарасом Панченко, советником из 3-й механизированной дивизии, мы выехали из Каира на фронт. Путь наш лежал в далекий, как казалось, романтичный Красноморский военный округ* [* – в ВС Египта территория также делилась по округам]. Как и Суэцкий канал, он также считался зоной боевых действий, хотя и менее активных.
К вечеру, преодолев почти 300 км, мы благополучно добрались до расположения 19-й отдельной пехотной бригады, дислоцированной на побережье Суэцкого залива. Своими оборонительными позициями она перекрывала широкую Заафаранскую долину, протянувшуюся в глубь Аравийской пустыни почти до самого Нила.
В сентябре – начале октября бригаду жестоко бомбили. Во время одного из налетов погиб наш советник. Сейчас же здесь было относительно спокойно. О трагических событиях тех дней напоминали лишь остовы сгоревшей техники да огромные воронки от тысячефунтовых израильских бомб. Этот отдаленный район, как и все побережье Красного моря, не прикрывался египетскими ПВО, и израильские летчики чувствовали себя здесь очень уверенно, как на полигоне.
Рассматривая полуметровой длины и в палец толщиной саблевидные осколки от бомб, я понял, что купаться, загорать и ломать кораллы на сувениры, видимо, не придется. Спокойная каирская жизнь со всей экзотикой большого восточного города как-то сразу осталась в прошлом, а ближайшие перспективы нашей новой жизни уже не представлялись столь радужными.
504-й батальон
В штабе бригады выяснилось, что 504-й пехотный батальон, где нам предстояло работать, переброшен на 145 км южнее, в район Рас-Гариба – небольшого поселка египетских нефтяников.
Прибыв на место и выслушав энергичный инструктаж старшего советника бригады, мы остановились на ночевку в «хабирской» землянке* [* – хабирами египтяне называли всех советских советников и специалистов]. С утра стали готовиться к отъезду.
Для работы нам выделили видавший виды грузовик ГАЗ-63. В его крытый кузов, весь посеченный осколками, поставили две простые солдатские кровати с матрасами, полными клопов. Таким образом на первое время у нас имелись и транспортное средство, и даже крыша над головой. Отведав на дорожку кваса, изготовленного из сухих египетских лепешек, и тепло распрощавшись с бригадными советниками, мы отправились в путь.
Честно говоря, наблюдая в пути дорожные пейзажи совершенно дикой, но по-своему красивой природы красноморского побережья, мрачных предчувствий мы не испытывали. Однако и особой радости от пребывания на этом «курорте», куда ныне завлекают российских туристов, тоже не ощущали. Батальону предстояло действовать в отрыве от главных сил, в случае резкого ухудшения оперативно-тактической обстановки на помощь бригады рассчитывать не приходилось.
Вдоль пути у обочин стояли черно-бурые корпуса сгоревшей техники. Особенно запомнился египетский БТР-152. Он стоял, уткнувшись в придорожную скалу. В заднем борту зияла большая рваная дыра от израильского НУРСа, выпущенного самолетом типа «Скайхок» или «Мираж». Было видно, что «работал» летчик-профессионал. Вспомнилось напутствие одного из наших заафаранских коллег: «В случае чего, бросайте машину и бегите в разные стороны в пустыню. По отдельному человеку они ракеты пускать не будут».
Командир батальона подполковник Мустафа Зибиб и другие египетские офицеры встретили нас радушно. Батальон лишь недавно пришел в Рас-Гариб и теперь занимался инженерным оборудованием позиций. Землянок здесь, как в Заафаранеу. еще не было – ж просто не успели вырыть. Поэтому какое-то время нам предстояло ночевать под тентом, снятым с нашего грузовика. Сверху тент мы прикрыли маскировочной сетью. Сразу же выяснилось, что у нас нет многих вещей, крайне необходимых для жизни в полевых условиях. В этом плане египтяне очень помогли нам на первых порах. Другой Неожиданностью для нас стал начавшийся тогда Рамадан* [* – в дни Рамадана мусульманам запрещено принимать пищу от восхода до захода солнца].
Завтрак привозили лишь поздно вечером. Уже в темноте, сидя на кроватях под своим тентом, мы ели непривычную арабскую пищу, которая к тому же была изрядно сдобрена песком. Что же касается обеда и ужина, то ради сна мы предпочли от них и вовсе отказаться. Так что пришлось нам невольно поститься, как всем правоверным мусульманам.
На второй день начали детально знакомиться с обстановкой, силами и средствами, имевшимися в нашем распоряжении, а также районом, в котором предстояло действовать 504-му батальону.
Батальон отвечал за прикрытие участка побережья – 120 км по фронту и 80 км в глубину, что не укладывалось ни в какие тактические нормативы. Согласно боевой задаче, эта египетская часть предназначалась для предотвращения возможной высадки морского десанта противника на побережье и обеспечения безопасности «важных объектов» в секторе. Особое внимание уделялось обеспечению безопасности радиолокационной станции. На усиление батальона из состава бригады придали дополнительные силы: роту танков Т-34, батарею 120-мм минометов и смешанную противотанковую батарею 57-мм пушек и безоткатных орудий Б-11. Однако для отражения налетов авиации противника имелось всего три пулемета ДШК.
Помимо нашего пехотного батальона, в районе Рас-Гариба стоял батальон «Народной обороны», укомплектованный солдатами предпенсионного возраста. Эта своеобразная «вохра» занималась охраной объектов местной нефтяной компании, и реальной пользы от таких бойцов, честно говоря, было немного.
Нефть и все связанное с ней у нас особого беспокойства не вызывало. По нашей информации, между Египтом и Израилем существовала негласная договоренность – не трогать подобные объекты. Тем более что рядом, в Шукейре, та же египетская компания добывала нефть совместно с американцами.
Настоящей же «головной болью» для нас явилась радиотехническая рота. Точнее, не сама рота, а ее радиолокационная станция, которую арабы называли просто – «радар».
Расположенная на холмах в 8 км от побережья и в 5–6 км от нашего батальона, РЛС вела разведку воздушных целей в центральном секторе Суэцкого залива. Охрана станции – десяток солдат, для которых не было даже отрыто окопов. Сам же командир роты находился на позиции так называемого «ложного радара», ближе к побережью, примерно в 2 км от настоящей станции.
Ложный радар представлял собой насыпной бугор с какой-то воткнутой в него железкой, изображавшей, видимо, радиолокационную антенну. Прикрывали объект ряды колючей проволоки с сигнальными минами и пять батарей спаренных зенитных пулеметных установок советского и американского производства.
На этой позиции размещалось более 400 человек личного состава. Считалось, что подобным образом противник будет введен в заблуждение относительно истинного расположения РЛС.
Столь «мудрый» замысел командира роты был соответствующим образом оформлен на большом листе ватмана и утвержден витиеватой росписью командующего египетскими радиотехническими войсками. Естественно, что мы сразу же сообщили о своем категорическом несогласии с этой ситуацией старшему советнику бригады, который обещал разобраться.
К тому времени практически вся территория Красноморского военного округа являлась зоной активных действий не только израильской истребительно-бомбардировочной авиации, но и вертолетов. Именно вертолеты представляли реальную угрозу, так как летали на низкой высоте, вне зоны видимости РЛС.
Надо сказать, что в Заафаране, в районе расположения бригады, находилась вторая подобная радиолокационная станция. Израильтяне бомбили ее неоднократно, но так и не смогли уничтожить – египетская зенитная артиллерия заставляла израильских летчиков подниматься до двух-трех тысяч метров, из-за чего точность бомбардировки резко снижалась. Нас же авиация противника пока не беспокоила. Но с некоторых пор с наступлением темноты и особенно в лунные ночи в нашем секторе начали появляться вертолеты.
Заходя со стороны моря, между Заафараной и Рас-Гарибом, они родили в глубь пустыни и возвращались обратно на Синай только к трем-четырем часам утра. О цели их появления у нас и характере возможных действий можно было только догадываться. Считали вполне вероятной высадку вертолетного десанта противника в районе расположения РЛС с целью ее уничтожения. Чтобы не допустить проведения такой операции, мы предусмотрели возможность выдвижения одной из рот батальона к позиции «радара». Вскоре в присутствии начальника штаба бригады даже провели тренировку с личным составом роты.
С утра и до позднего вечера мы занимались так называемой организацией боя: проводили рекогносцировки, уточняли задачи подразделениям на местности, определяли огневые позиции для орудий и минометов. Ночами же, при очередном появлении вертолетов противника, сидели в землянке комбата и с тревогой ожидали сообщений об их действиях. С рассветом, убедившись, что вертолеты покинули наш район, усталые, шли спать под свой тент.
В течение нескольких недель обстановка в секторе практически не менялась. В ночное время приходилось думать не только о возможном отражении десанта, но и о собственной безопасности. Для нас уже подготовили землянку. Правда, дверь в ней не запиралась, к тому же отсутствовала и охрана. Каждую ночь мне приходилось на всякий случай брать автомат у нашего шофера Сулеймана. Забавно было вспоминать, как еще в Каире перед отъездом на Красное море какой-то важный чин из политработников стращал нас своим напутствием: «Только попробуйте попасть в плен к евреям – партбилеты на стол положите...»
Через некоторое время в небе довольно часто стал появляться самолет-разведчик. Все говорило о том, что израильтяне тщательно изучают район. Однако обстановка на побережье оставалась спокойной.
Вечером 26 декабря, после ужина, как всегда пришли в землянку комбата. Предстояло обсудить план работы на следующий день. Около двадцати двух часов поступила телефонограмма о том, что в 50 км севернее расположения батальона в глубь нашей территории проникли два вертолета противника. Подобное бывало и раньше, так что особого значения этому сообщению мы, к сожалению, не придали. В ходе разговора о текущих делах майор Панченко неожиданно предложил комбату поднять первую роту по тревоге и провести ночную тренировку по выдвижению к предполагаемому месту высадки условного десанта противника.
Честно говоря, даже сегодня, тридцать лет спустя, мне трудно с полной уверенностью сказать, что тогда было лучшим для нас: проводить или не проводить эту тренировку. Если бы такое учение действительно состоялось, мы, вероятно, сорвали бы операцию противнику. Другой вопрос: «Какие последствия ожидали бы нас?» Наверняка на следующий день израильтяне ударами своей авиации смешали бы батальон с песком.
В таком предположении нет преувеличения. Знакомый батальонный советник, участник Великой Отечественной войны, реально познавший на практике всю мощь
израильских бомбардировок на Суэцком канале, как-то сравнил обмен ударами египетских и израильских войск: «Если араб из рогатки выбивает еврею стекло в окне, то еврей берет дубину и вышибает в доме араба оконную раму».
Позже я убедился, что ответ израильтян действительно всегда был мощнее и масштабнее по своим последствиям. Мы, конечно, были готовы выполнить свой воинский долг и решить задачи, поставленные командованием, но и умирать в этих диких красноморских песках никому не хотелось.
Так или иначе, но судьба распорядилась по-своему. Подполковник Зибиб, узнав о наших намерениях провести тренировку, высказал свое недовольство.
Думаю, комбату просто не хотелось заниматься этим: тренировка закончилась бы лишь к утру.
Дискуссия завершилась тем, что нам показали официальную инструкцию, запрещавшую проведение каких-либо занятий в случае объявления той или иной степени боевой готовности. Батальон же тогда действительно находился во второй степени такой готовности. Новых сообщений о появлении вертолетов противника больше не поступало, и все успокоились.
Налет
Еще до полуночи комбат предложил всем идти спать, что мы и сделали. Сам же Зибиб с начальником штаба остался дежурить в землянке.
Устав за день, я сразу заснул. Тарас же, как выяснилось, не спал. Позже он рассказал, что тогда у него появилось какое-то нехорошее предчувствие. Среди ночи он неожиданно разбудил меня: «Игорь! Слышишь? Гул самолета. Выйди наружу. Посмотри, что там?»
Полусонный, я нехотя поднялся с кровати, сунул нога в ботинки и в одних трусах и майке вышел из землянки. Было зябко. С моря дул холодный ветер. Ярко светила полная луна. Вдалеке действительно послышался необычно сильный гул реактивных двигателей нескольких самолетов.
– Это, наверное, разведчик! – прокричал я, даже не подумав: «Какая такая воздушная разведка может быть ночью?».
Гул становился все сильнее. Один из самолетов находился где-то совсем близко, хотя его и не было видно. Когда я уже собирался спускаться по ступенькам вниз, в двухстах метрах от меня раздался сильный взрыв, а через секунду – второй. Яркие вспышки обозначили места разрывов.
Начался воздушный налет. Часы показывали двадцать пять минут первого.
– Тревога, бомбят, – заорал я и кубарем скатился вниз в землянку.
Быстро одевшись и выскочив наружу, побежали в сторону землянки комбата, до которой было метров триста. Рев реактивных двигателей терзал воздух. Справа и слева рвались авиабомбы и выпущенные с самолета ракеты.
В землянке, где, кроме комбата, находились начальник штаба, офицер разведки и офицер связи, мы первым делом попросили сообщить об обстановке.
– Какая может быть обстановка, – нервно ответил подполковник Зибиб. – Вы разве не видите, что нас бомбят?
– Что сообщают с «радара»? – спросил Тарас.
– Их тоже бомбят.
О том, что радиотехническую роту бомбят, мы знали и сами, поскольку видели красные нитки трассеров зенитных снарядов – батареи ложного радара вели огонь. Наш же пулеметный взвод молчал. Комбат объяснил это тем, что самолетов в темноте все равно не видно и вести огонь нецелесообразно.
– Если же откроем огонь, то противник будет бомбить еще сильней, – заметил Зибиб.
Арабы, опасаясь, что свет в землянке могут заметить с воздуха, погасили лампы. По телефону связались с ротами и командиром радиотехнической роты. По радио попытались установить связь и с нашим «засадным» взводом, который еще до налета, в двадцать два часа, должен был занять назначенную ему позицию вблизи РЛС.
Выяснилось, что все это время взвод в нарушение приказа находился не в засаде, а на позиции ложного радара. Командир взвода, как мы узнали позже, распивал чай с командиром роты. К настоящей же РЛС взвод начал выдвигаться лишь с началом воздушного налета. Последнее сообщение командира взвода: «Дальше двигаться не могу. Меня бомбят». В дальнейшем на наши вызовы старший лейтенант не отвечал.
Через пару дней во время тщательного обследования района на маршруте выдвижения взвода мы не обнаружили ни одной воронки.
Интенсивность авианалета нарастала. В какие-то моменты казалось, что до утра мы просто не дотянем. Одна из бомб разорвалась между землянкой комбата и пунктом связи батальона. Где-то в половине второго ночи на связь с нами вышел командир радиотехнической роты. Он сообщил, что видит пожар на позиции РЛС. По его словам, «сама станция, видимо, уничтожена попаданием бомбы, так как с ней нет связи». После этого связь прервалась. Вскоре прекратилась проводная связь и со всеми остальными ротами. Послать связистов комбат отказался: «Солдаты могут погибнуть».
В половине пятого утра один из рядовых, выставленный комбатом для наблюдения, сообщил о странном звуке. Выбежав наверх, мы услышали очень мощный и характерный рокот работы двигателей вертолетов. Первое предположение: «Противник под прикрытием авиации намеревается высадить десант!» Бегом поднялись на вершину ближайшего холма, откуда на какие-то секунды заметили темные силуэты, удалявшиеся в сторону пустыни. Тогда мы так и не узнали, почему же рота не открыла огонь по этим вертолетам...
Вскоре наступила тишина. Слышен только одиночный гул приближающегося самолета. Стоя на вершине холма, мы даже не успели обсудить увиденное. Все произошло неожиданно. С каким-то шипением и свистом выпущенные с самолета ракеты пролетели над нами, когда мы сломя голову уже неслись прочь.
Выпустив боезапас и включив форсаж, самолет ушел в сторону Синайского полуострова. Вновь наступила тишина.
С трудом передвигая ноги от усталости, мы поплелись в свою землянку. Там сидел наш водитель.
– Ну как, Сулейман, страшно было? – как можно веселее спросил я. В ответ солдат лишь как-то криво улыбнулся:
– Страшно.
Не раздеваясь прилег на кровати. Минут через тридцать – сорок раздался телефонный звонок.
– Мистер Игорь, – обратился ко мне комбат. – Евреи украли радар.
От неожиданности я даже не сразу понял.
– Как украли? Что конкретно украли? Ответ был невразумительным: украли то ли какую-то важную часть, то ли блок РЛС, то ли еще что-то...
Через несколько минут мы вновь были в землянке подполковника Зибиба. Дела обстояли очень скверно. Это мы поняли сразу, едва увидели расстроенное лицо комбата. Из сбивчивых объяснений Зибиба следовало, что «на позиции радиолокационной станции больше нет». Она просто исчезла! Об этом сообщил по радио командир взвода, который лишь теперь наконец добрался до места своей «засады».
Решили, что с рассветом съездим на радар и посмотрим сами. Узнали, что в результате налета в батальоне погибли два солдата, более десятка получили ранения.
Договорившись, что комбат сообщит нам о времени отъезда, мы вернулись к себе в землянку. Немного вздремнули. Однако часов в девять утра нас разбудил майор, прибывший из штаба бригады на разбор происшествия.
Расследованием произошедшего занимались до нового года. Абсолютно точной картины проведенной израильтянами операции мы так и не получили, но выяснились некоторые подробности.
Вспомнили частые появления израильских вертолетов и самолетов-разведчиков – противник тщательно готовился к операции. Интересно, что дней за десять до случившегося в батальон по каналам военной разведки пришло шифрованное сообщение о тренировках израильских десантников на Синае – они отрабатывали захват какого-то объекта. Комбат тогда нам об этой шифротелеграмме ничего не сообщил.
Выяснилось, что перед началом авиаудара, около двадцати трех часов или несколько позже, в район позиции РЛС прилетели два тяжелых вертолета французского производства «Супер Фрелон» (самый грузоподъемный вертолет в израильских ВВС того времени) с группой захвата. Именно об этих вертолетах и сообщил нам пост воздушного наблюдения. Следы колес одного из них мы обнаружили в месте посадки, в глубокой лощине в 300 м от станции. По специфическим следам на песке и был определен тип вертолета.
Радиолокационная станция в тот момент не работала, а сам расчет занимался техническим обслуживанием в аппаратной, так что приближение вертолетов противника осталось незамеченным. Позже от сержанта нашего хозвзвода я случайно узнал, что тот лично видел пролет двух вертолетов еще до начала бомбежки и даже сообщил об этом по телефону комбату. Но тот сказал ему: «Тебе все померещилось. Ты просто трус». До сих пор не знаю, почему Зибиб не рассказал нам тогда о своем разговоре с сержантом.
Так или иначе, но к полуночи позиция РЛС была уже захвачена противником. По следам десантных ботинок израильтян на песке удалось установить маршруты их выдвижения к станции. Неподалеку нашли и позиции пулеметчиков, прикрывавших действия десантников. Два солдата охраны РЛС были убиты, оставшиеся в живых убежали в пустыню.
Основная часть операции проводилась уже под прикрытием ракетно-бомбовых ударов авиации. Противник, видимо, допускал обнаружение высадки десанта и поэтому предпринял авианалет: прижать батальон к земле, не дать ему возможность выдвинуться к радару. На всякий случай израильтяне бомбили даже выход из Заафаранской долины на дорогу в Рас-Гариб. Всего же в эту ночь израильская авиация совершила 36 самолетовылетов.
После захвата позиции РЛС туда прибыли еще три тяжелых вертолета. Их появление также было замечено постами воздушного наблюдения. Разрезав автогеном крепежные скобы, израильтяне очень профессионально демонтировали обе части радиолокационной станции: аппаратную и антенно-мачтовое устройство РЛС – и на внешней подвеске двух «Супер Фрелонов» перебросили их на Синайский полуостров. На позиции сиротливо остались лишь шасси двух автомобилей ЗИЛ-157.
Дизель-генератор, запитывающий РЛС, десантники взорвали. Вот этот горевший дизель-генератор и увидел командир роты с ложного радара.
Вместе со станцией был захвачен в плен и похищен ее расчет. Прежде чем улететь на Синай, израильтяне тщательно заминировали позицию: здесь были и фугасы замедленного действия, и обычные противопехотные мины. В кабинах ЗИЛов саперы обнаружили мины-«сюрпризы».
Вся эта мрачная эпопея с кражей радара наделала много шума. Среди наших советников и специалистов в Каире только и разговоров было о том, «как на Красном море евреи украли радар».
Позже с большим удивлением мы узнавали все новые и новые подробности той израильской операции. Один из таких «знатоков» всех событий поучал нас: «Раз вы знали, что высадился десант противника, то надо было сесть на танк и лично возглавить выдвижение роты к радару. Уничтожив десант, вы могли бы заработать по «Красной звезде»...»
Позже, как бы отвечая на этот монолог, Тарас раздраженно заметил: «Лучше вообще не иметь этих «звезд», нежели получить их на алых подушечках».
Слишком серьезными были последствия произошедшего. Противнику удалось похитить вполне современную радиолокационную станцию П-12ПМ, стоявшую в то время на вооружении не только египетских, но и советских ПВО. Станция работала в метровом диапазоне и имела дальность обнаружения около 200 км. В войсках она использовалась не только для обнаружения воздушных целей и выдачи целеуказаний различным средствам ПВО, но и для сопряжения с комплексами автоматизированного управления ЗРК войск ПВО страны «Воздух».
С захватом станции противник получил возможность детально ознакомиться с нашей системой опознавания государственной принадлежности самолетов «Кремний-1», установленной на РЛС.
КОМУ НУЖНА СТАНЦИЯ?
Проведенную операцию сами израильтяне предпочли не афишировать. Во всяком случае, «Голос Израиля» из Иерусалима на русском языке, любивший комментировать новости об успехах израильской армии, по этому поводу упорно молчал. Лишь спустя пару месяцев радио «Би-би-си» сообщило, что «в Израиле находится группа американских специалистов, которая занимается изучением советской радиолокационной станции, похищенной израильскими десантниками на побережье Красного моря». Таким образом, свое подтверждение получило предположение, которое высказывали наши специалисты из радиотехнических войск: «Станция была нужна не столько израильтянам, сколько американцам».
ЭПИЛОГ
Тем временем над нашими головами продолжали сгущаться тучи. Говорили, что дело якобы находится под контролем самого президента Насера. И выводы действительно вскоре последовали. Все главные участники событий – командир нашего 504-го батальона, командир радиотехнической роты, командир взвода «засады», командующий РТВ, командир радиотехнического батальона, в состав которого входила рота, и восемь солдат-беглецов были отданы под суд. С треском с должности был снят и уволен из армии командующий военным округом.
По личному указанию Насера новым командующим округом был назначен один из лучших египетских генералов того времени – генерал-майор Саад эд-Дин Шазли, участник «шестидневной войны» 1967 года и боевых действий в Йемене. В составе египетского экспедиционного корпуса он командовал специальными войсками и считался большим знатоком тактики действий израильских десантников. Позже, накануне октябрьской войны 1973 года, его назначат начальником Генерального штаба.
Заседание военного трибунала состоялось уже в январе. Оно проходило в одном из помещений штаба «Красноморского военного округа» в Эль-Гардаке. Мы с Тарасом также были там. Комбат взял нас с собой в качестве свидетелей. Однако на суд нас так и не пригласили, лишь на беседу с одним из штабных чинов.
Сначала мы думали, что все обойдется и приговоры не будут слишком суровыми. Однако все оказалось гораздо хуже, прежде всего для Зибиба. До сих пор я помню, как этот уже немолодой подполковник в последнюю встречу с нами, еще до окончания суда и объявления приговора, заплакал навзрыд, повторяя лишь одно слово: «иадам» (смертная казнь). Видимо, он уже знал свою судьбу.
Действительно, на следующий день трибунал приговорил подполковника Зибиба и двух других рас-гарибских офицеров к расстрелу. Командующий радиотехнических войск и командир радиотехнического батальона получили по двадцать пять лет тюрьмы. Столь суровое решение суда вызвало тогда большой резонанс среди египетских офицеров, которые в целом с сочувствием отнеслись к осужденным. В связи со случившимся в Рас-Гарибе военный министр издал специальный приказ, который был доведен до всего офицерского состава египетских вооруженных сил.
Через месяц в Рас-Гариб привезли новую радиолокационную станцию. Теперь ее окружили не только колючей проволокой и зенитными батареями, но и подготовили к взрыву, хотя вторично «красть» такую же станцию, думаю, израильтяне вряд ли собирались.
Спустя два года во время уже второй командировки в Египет я случайно встретил в Каире бывшего командира пулеметной роты из нашего батальона. От него я узнал, что новый египетский президент Анвар Садат помиловал осужденных и подполковник Зибиб находится в добром здравии. К тому времени в Союзе станции этого типа модернизировали, еще с десяток лет простояли они на вооружении внутренних округов ПВО.
