Радий Радутный
Глубокая консервация
За каким дьяволом занесло меня в бундес – это загадка. В том числе и для меня самого. За зарплатой – да нет… вроде. По крайней мере, на кусок пива и бутылку хлеба хватало и там. За прогрессом – какой там прогресс… заплесневевшие бюргеры в общей массе своей напоминают… не буду говорить что. И так понятно. За новыми впечатлениями? Ну да, день или два они были новыми. Разве что немок потискать – впрочем, «O main lieber!» ничем особым не отличается от «О, какой он у тебя!».
Тьфу!
Скучно.
Одна старая моя знакомая, общаемся с которой сейчас исключительно по e-mail, время от времени присылает сплетни, в основном подпадающие под категорию «А помнишь?..»
– А помнишь Маринку, так она сейчас в Швеции, сняла какого-то тамошнего дипломата…
– А Валик, там, у себя в Японии, нашел на свалке телевизор и музыкальный центр, пыль сдул, поставил – работает!
– Игорь, представь, умотал на пару дней в Париж – да там и остался.
– Прикинь, Стас с Марком скинулись и купили «Сессну» подержанную, будут на выходных к Большому Рифу летать.
– Майк сейчас большой человек, в швейцарском банке софт ставит, а здесь, помнишь – бутылки собирал.
– А Ирка-то, Ирка! Представляешь, приезжала недавно с неким Пашей, жил в Кондратовской комнате. Во дела! Помнишь Пашу?
Не помню.
Почти никого не помню.
Вообще, жизнь как будто разделена незримой чертой на две половинки. Одна видится смутно, как будто в тумане, а вторая – вообще как за матовым стеклом. Вот бы еще разобраться, где проходит эта самая черта… может, для этого я и уехал?
Шеф фирмы, толстый такой шваб, почему-то считает меня большим знатоком то ли секретных служб бывшей родины, то ли ее культурных ценностей.
– Я, – говорит, – прочиталь недавно роман одного ваш афтор. Там реч идет о психотронный пушка, из который Ка-Ге – Беееее вроде как выстрелил, однако то ли не попаль, то ли оно не сработаль. Ты ничего не знаешь по этот поводу?
Конечно, не знаю. С аппаратными средствами я вообще не в ладах. Даже приемник для меня загадка. Впрочем, из всех радионовостей интересует меня обычно только прогноз погоды.
Зато программная часть – это да. Это я люблю и умею. Особенно сложное и большое, как та зараза, которая сейчас на Bundespost работает. И хорошо ведь работает!
Приятно.
А погода – наоборот, дрянь. То ли жарко, то ли наоборот, холодно. С утра был туман, потом мелкий такой дождь. Потом опять не-поймешь-что. А приемник несет откровенную чушь…
«А теперь о хорошем, – жизнерадостно заявляет ведущий. – То есть о погоде. Как подсказывает мне моя очаровательная коллега…»
Черт возьми, поневоле с ностальгией вспоминаются советские времена, когда если речь шла о погоде, то говорили-таки о погоде. А не перебрасывались плоскими шуточками с такими же плоскими коллегами.
«Погода нас сегодня радует…» – обмен шуточками, кажется, завершился. Или еще нет?
Кажется, нет. Потому что:
«…Над всей планетой сегодня чистое, ослепительно-светлое, абсолютно безоблачное небо! Вы слышите меня, дорогие радиослушатели, – над всей планетой безоблачное небо! Над всей планетой…»
Ну вот.
Что-то мне это напоминает.
Вместе с воспоминаниями появляется непреодолимое желание выйти. Некоторое время я сопротивляюсь – чисто из вредности. Но очень недолго – потому что знаю пределы, после которых вредность начинает называться саботажем.
Во дворе посольства толпа, но толпа организованная. Я становлюсь в очередь и называю фамилию человеку с ноутбуком. Тот недовольно кривится и ворчит что-то насчет опоздания.
А я тут, спрашивается, при чем? Как разбудили, так и пришел.
Получаю автомат.
Старичок с аккордеоном, обычно играющий сентиментальные бюргерские мелодии, уже сориентировался и над внезапно опустевшей strasse несется родное:
По дорогам знакомым,
За любимым наркомом,
Мы коней боевых поведем!
Bundespost уже остановлена, но все же согласно старой традиции следует занять все почты, мосты, телеграфы… в общем, все как в двадцать третьем году.
Но с одной разницей.
На этот раз –
Все у нас получится.
