lavrik
Активный участник
- Сообщения
- 13.690
- Адрес
- Гагра, Абхазия
Председателю Совета министров Союза ССР Сталину,
Копии: министру госбезопасности союза ССР генералу Абакумову,
Министру безопасности Советской Армении Корхмазяну,
От Гарегина Тер-Арутюняна
1. Моё дело направлено в Москву. Я не ожидал двух вещей: во-первых, что после того, как я остался в Софии, с целью найти общий язык с советской властью, меня арестуют, во-вторых, что меня привлекут к суду. Помимо судебных кодексов и выше них имеется неписаный закон рыцарства, которое если будет игнорировано, то исчезает всякое доверие между людьми и народами. Нельзя проанализировать психологию сделанного мною рыцарского шага и отказать мне в справедливости. Так, кто сделал такой шаг, как я, доказывает две вещи:
а) то, что он перестал себя чувствовать противником той власти, которой он доверяет, и,
б) то, что власть, которой он доверяет свою жизнь и достоинство, не может не отвечать таким же рыцарским жестом на рыцарство. Я не думаю, что была бы велика численность людей, которые вели себя так, как я. Даже чтобы их было больше одного. Если бы я смотрел на жизнь, как на средство личных наслаждений, то уехал бы из Софии. Цель моего невыезда из Софии подтверждает также следующую психологическую истину, а именно: по своим возможностям я мог бы, если бы я не перестал чувствовать себя противником, позволить себе по отношению к моему противнику такие враждебные акты, какие он, будучи не в курсе моих бы настроений, ожидал бы от меня. Однако факт, что я не только не позволил себе враждебных актов (и то в масштабе моего умения и возможностей), А наоборот, совершил такие действия, которых мой противник, не осведомлённый о моем душевном состоянии, не ожидал от меня. Рискуя своей жизнью, я сделал невозможным начинания предателя родины Дро, направленные против Армении. Я отговорил подготовленных Инди верстан тов отправиться в советскую Армению (одному из них – Грайру из Мегри, я устроил побег в Болгарию, чтобы его не принудили к отправке в Армению). Я не поехал на восточный фронт, я не позволил, чтобы подготовляемые для действия против Турции мои ребята были использованы на антисоветском фронте, я не показывался в легионах и лагерях, и таким образом давал понять военопленным армянам, что не следует бороться за Германию. А до всего этого, до войны, я делал неуспешные попытки связаться с вашим дипломатическим представительством. Наконец, я проявлял отрицательное отношение к белогвардейскому «РОВС» - у (Российский Общевойсковой Союз - Ред), который искал террористов для совершения покушения на Вашу жизнь. Все эти акты объясняются и обуславливаются друг с другом.
2. То обстоятельство, что в целях защиты армян Болгарии, обратились (не только я, но и болгарский деятели культуры) к германскому послу в Софии, само доказывает, насколько серьезной была грозившая армянам опасность. Будучи свидетелем анти еврейских гонений, я не мог оставаться безразличным к опасности, грозившей армянам на Балканах. Приказ Гёринга от 1941г. германским войскам «учитывать вражду армян», неоднократно упоминается также и в литературных органах Советской Армении (журнал «Советская литература и искусство», N5 1945г.). Эта опасность и применявшаяся к армянам расовая дискриминация понудили, чтобы я поехал в Берлин и вошел в состав того трафаретного комитета, который после краткосрочного бессмысленного существования прибег к самоликвидации. Моя связь с немцами имело место на анти турецком базисе, и то в те дни, когда советско-германская дружба была ещё в силе. По этому вопросу имеется свидетельство Семена Бурева, поехавшего со мной в Берлин и принявшего в наших переговорах участие и других.
3. Относительно моей деятельности в Зангезуре (по поводу чего мне неоднократно сказано, что в силу политической давности, об этом не может быть и речи), я должен сказать следующее: Если бы не турецкий фактор, не было бы и зангезурского конфликта. В свое время советы, побужденные своими государственными интересами, оказали Турции серьезное содействие. Эта протурецкая политика не могла огорчить тех, кто мыслил так же, как я. Тёмные и злакозненные происки пантуркистов на линии Анкара-Нахичевань-Баку и появление в том же году турецких батальонов в Зангезуре, не могли не создать атмосферу подозрения и недоверия, в которой стал конфликт возможным. Полномочный представитель красной армии Геккер в следующем абзаце своего официального письма на моё имя делает конфликт частично понятным: «В Зангезуре взаправду имело место позорное событие, за что мы себя не хвалим». Речь идёт о турецком полке и т.д.
4. Вы частично знаете меня по слуху. Я не хотел бы жить, если бы чувствовал, что предстоят ещё задачи, ради которых надо жить. Умереть? - что есть легче смерти для старого патриота и солдата? Не игнорированием ли смерти объясняется мой невыезд из Софии. Меня занимают не жизнь и не смерть, а мое последнее желание на свете - принять участие в гибели феодальной Турции. Поэтому я не хотел бы, чтобы тысячи моих последователей и друзей говорили: «Счастливцы турки, один из их врагов убивает другого их врага!» Я не хотел бы умереть в Ваших тюрьмах. Зарубежные армяне скажут: «Большевики убили исторического врага Турции». Из моей смерти извлекают пользу Ваши враги. Я не уехал, доверяя Вам, и будучи уверенным, что мой рыцарско-патриотический шаг по достоинству будет понятен и оценён. Об этом знают некоторые лица за границей. Антитурецкие элементы зарубежных армян – активнейшая часть армянской эмиграции – будет считать мою смерть результатом вашей внешней политики, чем-то вроде политического аванса туркам. Ныне, когда враги Советского Союза покровительствуют огромным антисоветским контингентом, не учитывая эффекта, который производит этот факт, принесение в жертву одного заклятого врага Турции, не может не рассматриваться турками как знак слабости. Прошу разрешить мне сказать ещё одну истину. Частичная репатриация не разрешит вопроса о взаимоотношениях армянской эмиграции и советской власти. Существенно, не репатриация нескольких тысяч армян, а создание среди армянской эмиграции просоветских настроений и использование последних в интересах Советского союза и Армении. Я не думаю, чтобы нашлось другое лицо, удобнее меня для выполнения этой преимущественно патриотической миссии. Я не думаю также, что Вы не дооцените мой прошлый опыт, мои возможности и решимость моих людей в отношении феодальной Турции, которая демонстративно превращается в плацдарм против Советского Союза. Гражданин генералиссимус! Не уезжая из Софии, я показал масштаб высокого патриотизма и моего искреннего желания примириться с Советской властью. Я остался, доверяясь Вам. Кто доверяется истинно великому человеку, тот не раскаивается. Я верю, что не пожалею, что не уехал. Я ожидаю, что на мое рыцарство будет отвечено рыцарством.
Копии: министру госбезопасности союза ССР генералу Абакумову,
Министру безопасности Советской Армении Корхмазяну,
От Гарегина Тер-Арутюняна
1. Моё дело направлено в Москву. Я не ожидал двух вещей: во-первых, что после того, как я остался в Софии, с целью найти общий язык с советской властью, меня арестуют, во-вторых, что меня привлекут к суду. Помимо судебных кодексов и выше них имеется неписаный закон рыцарства, которое если будет игнорировано, то исчезает всякое доверие между людьми и народами. Нельзя проанализировать психологию сделанного мною рыцарского шага и отказать мне в справедливости. Так, кто сделал такой шаг, как я, доказывает две вещи:
а) то, что он перестал себя чувствовать противником той власти, которой он доверяет, и,
б) то, что власть, которой он доверяет свою жизнь и достоинство, не может не отвечать таким же рыцарским жестом на рыцарство. Я не думаю, что была бы велика численность людей, которые вели себя так, как я. Даже чтобы их было больше одного. Если бы я смотрел на жизнь, как на средство личных наслаждений, то уехал бы из Софии. Цель моего невыезда из Софии подтверждает также следующую психологическую истину, а именно: по своим возможностям я мог бы, если бы я не перестал чувствовать себя противником, позволить себе по отношению к моему противнику такие враждебные акты, какие он, будучи не в курсе моих бы настроений, ожидал бы от меня. Однако факт, что я не только не позволил себе враждебных актов (и то в масштабе моего умения и возможностей), А наоборот, совершил такие действия, которых мой противник, не осведомлённый о моем душевном состоянии, не ожидал от меня. Рискуя своей жизнью, я сделал невозможным начинания предателя родины Дро, направленные против Армении. Я отговорил подготовленных Инди верстан тов отправиться в советскую Армению (одному из них – Грайру из Мегри, я устроил побег в Болгарию, чтобы его не принудили к отправке в Армению). Я не поехал на восточный фронт, я не позволил, чтобы подготовляемые для действия против Турции мои ребята были использованы на антисоветском фронте, я не показывался в легионах и лагерях, и таким образом давал понять военопленным армянам, что не следует бороться за Германию. А до всего этого, до войны, я делал неуспешные попытки связаться с вашим дипломатическим представительством. Наконец, я проявлял отрицательное отношение к белогвардейскому «РОВС» - у (Российский Общевойсковой Союз - Ред), который искал террористов для совершения покушения на Вашу жизнь. Все эти акты объясняются и обуславливаются друг с другом.
2. То обстоятельство, что в целях защиты армян Болгарии, обратились (не только я, но и болгарский деятели культуры) к германскому послу в Софии, само доказывает, насколько серьезной была грозившая армянам опасность. Будучи свидетелем анти еврейских гонений, я не мог оставаться безразличным к опасности, грозившей армянам на Балканах. Приказ Гёринга от 1941г. германским войскам «учитывать вражду армян», неоднократно упоминается также и в литературных органах Советской Армении (журнал «Советская литература и искусство», N5 1945г.). Эта опасность и применявшаяся к армянам расовая дискриминация понудили, чтобы я поехал в Берлин и вошел в состав того трафаретного комитета, который после краткосрочного бессмысленного существования прибег к самоликвидации. Моя связь с немцами имело место на анти турецком базисе, и то в те дни, когда советско-германская дружба была ещё в силе. По этому вопросу имеется свидетельство Семена Бурева, поехавшего со мной в Берлин и принявшего в наших переговорах участие и других.
3. Относительно моей деятельности в Зангезуре (по поводу чего мне неоднократно сказано, что в силу политической давности, об этом не может быть и речи), я должен сказать следующее: Если бы не турецкий фактор, не было бы и зангезурского конфликта. В свое время советы, побужденные своими государственными интересами, оказали Турции серьезное содействие. Эта протурецкая политика не могла огорчить тех, кто мыслил так же, как я. Тёмные и злакозненные происки пантуркистов на линии Анкара-Нахичевань-Баку и появление в том же году турецких батальонов в Зангезуре, не могли не создать атмосферу подозрения и недоверия, в которой стал конфликт возможным. Полномочный представитель красной армии Геккер в следующем абзаце своего официального письма на моё имя делает конфликт частично понятным: «В Зангезуре взаправду имело место позорное событие, за что мы себя не хвалим». Речь идёт о турецком полке и т.д.
4. Вы частично знаете меня по слуху. Я не хотел бы жить, если бы чувствовал, что предстоят ещё задачи, ради которых надо жить. Умереть? - что есть легче смерти для старого патриота и солдата? Не игнорированием ли смерти объясняется мой невыезд из Софии. Меня занимают не жизнь и не смерть, а мое последнее желание на свете - принять участие в гибели феодальной Турции. Поэтому я не хотел бы, чтобы тысячи моих последователей и друзей говорили: «Счастливцы турки, один из их врагов убивает другого их врага!» Я не хотел бы умереть в Ваших тюрьмах. Зарубежные армяне скажут: «Большевики убили исторического врага Турции». Из моей смерти извлекают пользу Ваши враги. Я не уехал, доверяя Вам, и будучи уверенным, что мой рыцарско-патриотический шаг по достоинству будет понятен и оценён. Об этом знают некоторые лица за границей. Антитурецкие элементы зарубежных армян – активнейшая часть армянской эмиграции – будет считать мою смерть результатом вашей внешней политики, чем-то вроде политического аванса туркам. Ныне, когда враги Советского Союза покровительствуют огромным антисоветским контингентом, не учитывая эффекта, который производит этот факт, принесение в жертву одного заклятого врага Турции, не может не рассматриваться турками как знак слабости. Прошу разрешить мне сказать ещё одну истину. Частичная репатриация не разрешит вопроса о взаимоотношениях армянской эмиграции и советской власти. Существенно, не репатриация нескольких тысяч армян, а создание среди армянской эмиграции просоветских настроений и использование последних в интересах Советского союза и Армении. Я не думаю, чтобы нашлось другое лицо, удобнее меня для выполнения этой преимущественно патриотической миссии. Я не думаю также, что Вы не дооцените мой прошлый опыт, мои возможности и решимость моих людей в отношении феодальной Турции, которая демонстративно превращается в плацдарм против Советского Союза. Гражданин генералиссимус! Не уезжая из Софии, я показал масштаб высокого патриотизма и моего искреннего желания примириться с Советской властью. Я остался, доверяясь Вам. Кто доверяется истинно великому человеку, тот не раскаивается. Я верю, что не пожалею, что не уехал. Я ожидаю, что на мое рыцарство будет отвечено рыцарством.
