Неолиберальные экономические реформы XXI века как причина гражданской войны в Сирии
3 Октября 2015
В условиях, когда на фоне российского военного вмешательства в сирийский вооруженный конфликт популярными стали дискуссии (обоснованные и справедливые) о разнице между алавитами и шиитами всех направлений; салафитами, хариджитами и вакхабитами; друзами и курдами, не стоит забывать, что у гражданской войны в Сирии, начавшейся в 2011 году, были серьезные социально-экономические причины. Ограничиваться в изучении катастрофы сирийской государственности межрелигиозными, этническими и в целом социокультурными противоречиями было бы методологически неверно. Поэтому поговорим о политэкономии.
Серьезные структурные проблемы в Сирии начались после смерти Хафеза Асада в 2000 году. Тридцатилетие его правления ассоциировалось с «социализмом с арабским лицом» - сочетанием жесткой государственной диктатуры с принципами социально-экономической справедливости (по аналогии с режимами Насера в Египте, Каддафи в Ливии или Саддама Хусейна в Ираке). В качестве преемника Хафеза Асада готовился его старший сын Басиль, но он погиб в автокатастрофе в 1994 году, и президентом Сирии в итоге стал младший сын - Башар Асад.
Младший Асад учился в ординатуре в Лондоне, что во многом обусловило его экономическую политику, в основе которой лежало системное заигрывание с Западом. Сразу после прихода Башара к власти в стране произошел откат от баасистких принципов в области экономики, и начались классические неолиберальные реформы под патронатом Международного валютного фонда и Всемирного банка. Одновременно был взят курс на отдаление от России и Ирана и сближение с западными странами, вступление во Всемирную торговую организацию. Представители «старой гвардии» в правительстве были вытеснены неолибералами - «молодыми реформаторами», получавшими образование на Западе.
В первую очередь в страну были допущены иностранные банки, сначала арабские или европейско-арабские, а также концессиональные банки: саудовско-французский банк Bimo, Саудовский исламский банк, Иорданско-сирийский банк. Но позже в Сирию пришли и монстры западного финансового капитала, такие как Citigroup и HSBC. По требованию МВФ максимальная доля иностранного капитала в сирийских банках увеличилась с 49 до 60%. В результате к 2006 году Сирия вышла на четвертое место в мире среди реципиентов прямых иностранных инвестиций (FDI). Общий объем иностранных инвестиций в Сирию вырос с 115 млн долларов в 2001 году до 1,6 миллиардов в 2006-м.
Шаблонные неолиберальные реформы, разумеется, включали в себя увеличение частного сектора за счет государственного, сокращение государственных расходов, субсидий и социальных гарантий. Они привели к классическим неолиберальным результатам: резкому росту социального неравенства, росту неравенства между крупными и средними городами, городами и селом. Количество живущих за чертой бедности сирийцев выросло с 11% в 2000 году до 35% в 2010-м и составило 7 млн человек, в сельских районах нищета достигла 62%. Также резко подскочил уровень безработицы - до 20%, особенно пострадала молодежь. Картина, как видим, вполне характерная для стран Южной Европы (Греция, Испания, Португалия), однако в сирийских условиях она дополнялась тем, что около 3,5 млн человек в сельской местности вообще остались без доходов и фактически жили на уровне натурального хозяйства. Причем в больших городах наиболее успешными капиталистами и крупными бизнесменами были сунниты, а отнюдь не правящая в стране алавитская элита.
Здесь уместно сказать, что схожие процессы примерно в то же время происходили и у ближайшего союзника Сирии на Ближнем Востоке - Ирана. Аятолла Хомейни, провозглашая безусловный приоритет духовных ценностей, положительно относился к институту частной собственности как таковой, заявив, что она является «даром божьим», он призвал уважать «движимое и недвижимое имущество». Институциональные противоречия отразились в принятии соответствующего трудового и налогового законодательства, что в совокупности с доходами от нефти постепенно привело к появлению «нового среднего класса», который уже не удовлетворялся размерами своего имущества и ограниченными рыночными возможностями. Новая буржуазия саботировала социальные программы и лоббировала иностранные инвестиции в обмен на либерализацию социальных отношений. К 2001 году доходы 30% самых богатых составили 83,6% от общей суммы доходов в стране, а 30% наиболее бедных - лишь 7,1%. Такой показатель социального неравенства встал на один уровень с показателями западных капиталистических стран.
Логичным развитием темы обогащения и доминирования новой буржуазии стала политика приватизации и либерализации экономики, осуществлявшаяся под руководством президента Хатами, выражавшего интересы верхних классов. В 2004 году меджлис запретил создание новых компаний с государственным контрольным пакетом акций и начал законодательный процесс приватизации остававшихся в государственной собственности предприятий. В апреле 2004 года было принято решение продать до 65% акций крупнейших иранских банков частному сектору. В том же месяце были внесены поправки в статью 44 Конституции, ограничивавшей владение телевизионными и радиоканалами, почтовыми и телеграфными предприятиями.
Становилось ясно, что идеалы исламской революции находятся в опасности. Однако в 2005 году президентом Ирана стал Махмуд Ахмадинежад, опиравшийся на интересы бедных слоев населения и поддержанный Советом стражей исламской революции. Новый президент сразу же разрушил равновесие в отношениях с США, которое в течение последних десяти лет создавали либеральные реформаторы в Иране. Возобновление ядерной программы, замороженной Хатами, обострение отношений с США и установление контактов с новыми социалистическими странами Латинской Америки, Китаем и Белоруссией, отказ от дальнейшей либерализации социально-экономических и политических отношений внутри Ирана позволили говорить о том, что исламская революция получила новый импульс. Возникшие в дальнейшем инспирированные США протесты, в центре которых был средний класс, были подавлены, организовать цветную революцию не получилось. И хотя приход к власти в 2013 году более либерального президента Рухани показывает, что троянский конь неолиберализма по-прежнему представляет угрозу, все же гражданской войны Ирану, в отличие от Сирии, удалось избежать.
Причина не только в том, что Иран гораздо более монорелигиозная страна, чем Сирия (на что обычно указывают и что тоже верно), но и в том, что протесты там не поддержали широкие слои населения. Уровень бедности в Иране в два раза ниже, поэтому протесты среднего класса захлебнулись в Тегеране. В Сирии же протесты развивались от провинций к центру, а зародились они в сельской местности и небольших городах: Дераа, Аль-Моадамия, Дома, Хараста, Сакба, Аль-Растан, Талисба, а также в Хомсе - городе-миллионнике с высоким уровнем бедности.
Таким образом, неолиберальная ловушка, в которую Сирию заманили транснациональные корпорации и международные финансовые организации, создала социальную базу для масштабных социальных протестов и благодатную почву для цветной революции. Первоначальная реакция режима Асада на всеобщую забастовку, выразившаяся в увольнении 85 тыс. работников и закрытии 187 предприятий, только усугубила ситуацию. Силовое подавление демонстраций, кстати, было спорадическим и отнюдь не главным фактором недовольства.
Так что в основе сирийской трагедии, начавшейся в 2011 году, были и объективные социально-экономические причины, хотя, безусловно, все внешние факторы, о которых так часто говорится, - деньги Саудовской Аравии, Катара и США, подрывная деятельность иностранных разведок, подготовка наемников для оппозиции - играли ключевую роль в превращении социально-политического конфликта в вооруженный. Когда в конце 2013-го казалось, что война закончилась разгромом «Сирийской свободной армии» правительственными войсками, в Сирии появились «Аль-Каида» и ИГИЛ. Сейчас цифра в 20% безработных увеличилась в три раза, сирийские города разрушены, экономике нанесен ущерб, по разным оценкам, в 150-200 млрд долларов, количество погибших и беженцев исчисляется сотнями тысяч. Очевидно, что те сирийцы, кто поднимал протесты и честно требовал социальной и политической справедливости, сейчас горько жалеют о своих действиях (если они еще живы). С точки же зрения политической экономии, Сирия, пожалуй, представляет собой наиболее иллюстративный негативный пример того, к чему приводят заигрывание с Западом и неолиберальные экономические реформы. Говорить в России о таком не любят, потому что и наша экономика по-прежнему является неолиберальной, и конца неолиберализму в ней пока не видно. Будем надеяться, что он все же приедет и будет счастливым.
Автор(ы):
Владимир Сапунов, доктор филологических наук, профессор кафедры телевизионной и радиожурналистики Воронежского государственного университета