Попробовал свести воедино:
Два войска выстраивались друг против друга. Выстраивались постепенно, неторопливо. Ведь всякий знает – нет хуже, чем ждать. Вот и старались предоставить это удовольствие противнику. И если Восточная армия делала это сознательно, подчиняясь воле своего командования и дисциплине, то Западные при всем желании по-другому просто не могли. Попробуйте заставить прибыть одновременно в одно место и туповатых орков, и откровенно тупых огров, и гордящихся своей независимостью кентавров. Которые, кстати, традиционно ненавидят и тех, и других. Орки для них, видите ли, слишком тупые, а огры никогда не делали различия – оленя поймать на обед или кентавра. Но сегодня они были вместе. Как, впрочем, и год назад, и десять. Великое Нашествие, что же тут поделаешь…
Еще десять лет назад вынырнул неизвестно откуда Великий Вождь. Эльф, из Светлых. С десятком таких же, как и он сам. Некоторое время ездил по Западу: по Плоскогорью Орков, по Степям Кентавров, по Огрьим Лесам. И сумел ведь создать единое Войско из столь различных существ. Зачем, для чего – никто не знает. Ходили слухи, что сильно обидели его соплеменники-эльфы: то ли не понравились им его занятия магией, то ли убил не того и получил вендетту от всего эльфийского народа. Но подтвердить эти слухи уже было некому: эльфы были первыми, на кого обрушилось Войско. Обрушилось по всем правилам воинского искусства: кентавры-лучники окружали поселки и не давали никому уйти, орки в своих круглых шлемах шли в атаку, прикрываясь своими мощными щитами и размахивая грубыми мечами. А как только в обороне обнаруживалась слабина, туда тут же вваливались двухголовые огры, толстую шкуру которых эльфийские стрелы пробивали с большим трудом. И своими каменными топорами разносили перед собой все: укрепления с защитниками, дома, укрытия со стариками и детьми. И не останавливались, пока чуяли хоть что-то живое. И так со всеми поселками, практически одновременно. В общем, народа эльфов больше не было.
Казалось бы, нет больше повода к объединению народов Запада, нет причины для войны. Но как поймать выпущенную стрелу? И началось Великое Нашествие на Страну Людей. Великий Вождь повел свое Войско дальше, и поднялся дым пожарищ. Горели деревни и замки, пали приграничные города. Король направил было посольство к Великому Вождю, но из него вернулся к королю только один молодой дворянин-рейтар, с поседевшими волосами и остановившимся взором. Равнодушным монотонным голосом рассказал он в Зале Совета, как расступилось Войско перед посольством и сомкнулось за ним. Как подвели посольство к помосту, на котором сидел Великий Вождь. Как по знаку Вождя вывели его из посольства и возвели на помост. Как Великий Вождь подал знак, и один из эльфов-колдунов одним жестом погрузил стоявшее перед помостом посольство в транс. А другим жестом заставил людей обнажить оружие и биться друг с другом. Звенели мечи и шпаги, хлопали выстрелы пистолей, свистели стрелы и метательные ножи. Наконец перед помостом остался только один воин, бешено озирающийся по сторонам. Колдун снял с него транс, и человек изумленным взором уставился на груду тел вокруг себя. И затем с нечеловеческим криком бросился на помост, размахивая окровавленным мечом. Тогда другой колдун небрежным жестом бросил в него огненный шар, прожегший насквозь и воина, и десяток орков, оказавшихся за ним. На остальных орков это не произвело ни малейшего впечатления. По жесту Вождя они достали ножи и стали деловито разделывать тела людей как скот на бойне, снимая кожу и вываливая внутренности прямо перед помостом. «Сегодня пир!», - сказал Вождь, - «Разделайте мясо и отнесите ограм и кентаврам их долю». Приказание было незамедлительно исполнено. Затем он взял рейтара под руку и отвел в свой шатер, окруженный десятком шатров поменьше. «Ты все видел» - сказал вождь - «Люди для моего войска всего лишь охотничья добыча, ходячее мясо. Договариваться о чем-то со мной бесполезно, охотнику не о чем договариваться с мясом. Эта война не нужна никому, даже мне. Моя война закончилась, месть свершилась. Я получил то, что хотел. Но мое войско уже не разойдется по домам: они вкусили мяса разумных существ, и им понравилось. Как только я прикажу им разойтись по домам, я буду моментально разделан и съеден. Я не хочу этого. И я не хочу снова скитаться бездомным бродягой, если посчастливится остаться живым. Вести Войско – моя судьба, мое предназначение. Всевышний указал мне этот путь, дал Силу сне и моим колдунам, и я буду следовать Его воле. Пусть найдется достойный, который меня остановит. Больше сего на свете я мечтаю об этом! Но противиться воле Всевышнего я не буду, на поддавки не рассчитывайте! А теперь иди, колдун проводит тебя.»
Выслушав рейтара, король сказал: «Ну что же, война – так война! Немедленно объявляйте сбор армии, гонцов к графам и Коннетаблю! Быстро готовьте письма с подробным изложением для отсутствовавших на Совете. Либо мы победим, либо пощады не будет!». Затем король посмотрел на по-прежнему стоящего перед ним рейтара и сказал: «С тем, что ты знаешь, жить тяжело. Отпустить тебя сейчас на отдых – погубить твой рассудок. Лучшее, что я могу для тебя сделать – это дать тебе трудное и тяжелое задание, которое поможет твоей воле пережить случившееся. К Коннетаблю поедешь ты!». Рейтар молча склонился перед Королем, повернулся и, механически переступая, вышел из зала. Сразу за дверями его встретил неприметный человечек, который без лишних слов надел на шею рейтару Медальон Гонца с оттиском личной печать Короля и пристегнул к левому боку сумку с посланием и повел к боковой лестнице. Спустившись по ней, рейтар вышел на двор, где его уже поджидали конюхи с лошадьми – ездовой и двумя заводными – и такие же неприметные люди с его личной амуницией. В другое время молодой человек сильно возмутился бы столь явным нарушением прав собственности и неприкосновенности жилища, но сейчас ему было все равно. Отработанными до автоматизма движениями, гонец застегнул на себе пряжки ремней, проверил, все ли на месте, осмотрел и собственноручно зарядил пистоли в седельных кобурах, вскочил на лошадь и выехал за ворота. Путь к Коннетаблю, самый длинный путь в Королевстве, начался.
В долгом одиночном пути особо рассуждать не с кем, можно лишь любоваться окрестностями, да следить за дорогой. Лошади идут отработанной полурысью-полугалопом, надо лишь вовремя пересаживаться с одной на другую да перекладывать пистоли. Стоит самый конец лета, селяне празднуют окончание уборки урожая и радуются последним теплым денькам. Повсеместно пляски, гулянки, ярмарки. Музыка, веселый гул, девичий смех и целое море молодого вина. Остановись, отдохни, проведи часок-другой-третий с молодой прелестницей, что машет тебе рукой из теплой воды небольшой речки! Но стоят перед глазами свежеосвежеванные тела твоих товарищей. И кажется, что это не они, это те девушки и парни, беззаботно танцующие на деревенской площади, стали ужином для нелюдей. Это гладкое стройное бедро той беззаботно кружащейся в веселой пляске девчонки было насажено на вертел и крутилось над костром. Это изящная головка проезжающей мимо дворяночки была брошена в котел и там сварена. Это сильные руки того крепыша, радостно салютующего всем проезжим громадной кружкой, были обглоданы до костей и выброшены в под ноги, стервятникам и собакам. И погоняет, погоняет гонец лошадей, чтобы скорей добраться до того, кто стал надеждой всей Страны. Пусть не единственной, но все же.
Коннетабль… Именно так, без имени, без титула. Именно так и никак иначе следовало упоминать об этом человеке и его роде, если хочешь сохранить в целости свою шкуру. Это правило было запечатлено на гербе Коннетабля в виде девиза уже более четырех сотен лет, его носили все члены семьи, вассалы и слуги. Звучало оно: «Король, и никто другой!». Вроде бы – обычный девиз древнего дворянского рода, бывают и позаковыристей. Но не в этом случае. Поскольку родовое прозвище Коннетабля было «Поротый». Граф Поротый. Уже никто не помнил, кто, когда и за что выпорол основателя фамилии. Возможно, сам Коннетабль знал, есть же у него фамильный архив в замке. Но спросить напрямую как-то было неудобно. Седалище подавало сигнал, что не надо. Поскольку излишне любопытные, дерзкие и забывчивые после упоминания сего слова в присутствии человека с упомянутым девизом ВСЕГДА исчезали на некоторое время (неважно, из собственной спальни или с королевского бала) и через некоторое время возвращались обратно с чувством определенного неудобства в той самой части тела. А упомянувшие вторично – уже не возвращались, приняв смерть таким малопочтенным способом. Исключений не было. Даже королевские грамоты были адресованы либо Коннетаблю, либо виконту (графине, леди) «из рода Коннетабля». Разумеется, король был вправе продиктовать писцу полный титул получателя грамоты. Но тогда писец как бы «произносит» его на пергаменте или бумаге. А гонец так и вовсе обязан громко и без искажений огласить, кому именно адресовано послание. Дальше понятно? В общем, уже как минимум двести лет у королей, и вслед за ними, прочих жителей Страны людей не было привычки ТАК подводить своих слуг. Нет, не подумайте, что никому не известные изверги-мстители поднимали руку на женщин или детей. Но ведь у каждой женщины или каждого ребенка есть мужчина, который за них отвечает. Или появляется. Или должен появиться. Так что умение следить за своим языком прививалось с детства, если не хочешь всю оставшуюся жизнь провести одиноким сиротой, одинокой вдовой или старой девой. Умение весьма полезное, не так ли? Но не только замысловатыми способами отстаивания фамильной чести был славен род Коннетабля. Именно он, этот род, создал и поддерживал в Стране Людей эту армию, которую сейчас собирает Король. Армию, способную за неделю собраться в любой точке Страны и сходу дать бой любому противнику.
Скачет, нахлестывает коней рейтар. Меняются кони под седлом. Короткие остановки у речек на водопой. Опять скачка. Солнце село – на беда, но ехать приходится шагом. Утро – снова скачка. Полдень, вечер, ночь. Лошади больше не могут, спотыкаются даже без седока. Надо дать отдых, иначе падут, не доеду. В темноте огонек. Постоялый двор. Ворота закрыты, лай собак. Рейтар стучит. «Кого там принесло?». «Открывай, королевский гонец!». Показ Медальона. «Лошадей напоить, накормить, подковы осмотреть. Найди кузнеца, где хочешь, иначе убью. Меня разбудить на рассвете. Проспишь – убью». Лестница, комната, кровать. Пистоли под подушку. И сон, чуткий сон солдата. Перед глазами встают воспоминания, перед дикой усталостью отступают недавние кошмары.
Воспитание и подготовка молодежи в замке Коннетабля было весьма оригинальным, но, в отличие от способов защиты родовой чести, нисколько не скрывалось и было одним из любимых предметов пересудов. С соблюдением вышеописанного правила, разумеется. Нет, юные особы женского пола получали вполне обычное для дворянок образование. Вышивание и рукоделие, манеры и домоводство, грамота и письмо с упором на каллиграфию, верховая езда в дамском седле, игра на клавесине, немного изящных искусств (чтобы отличала сонет от балета и портрет от натюрморта), естественно – танцы. И все. Вполне достаточное приложение к весьма неплохому приданному, чтобы семья могла получить максимальную пользу от замужества юной леди. Воспитание и обучение же мужчин рода Коннетабля носило совершенно другой характер.
Детство мужчины в замке Коннетабля заканчивалось в 5 лет, когда он официально, указом по Замку, после тщательного осмотра и разговора «по душам» с доселе неизвестными «дядями» изымался с женской половины или из помещений прислуги и был зачисляем на Службу. В дворню, в деревню или в Корпус Пажей. В пажи зачислялись молодые люди подходящего возраста, телосложения и манер, причем принадлежность к благородному сословию роли не играла. С исполнением всех обязанностей и потерей всех прав (Права у пажа? Не смешите!). Свежеиспеченный паж прислуживал знатным особам, постоянно проживающим и гостящим в Замке, обеспечивал выполнение всех их пожеланий, следил за выполнением прислугой их обязанностей. И при этом непрерывно «являл вид», сопровождая «опекаемое лицо» в перемещениях его по Замку и окрестностям, присутствуя на всех церемониях. Горе пажу, если гость с утра не получит свою привычную чашку молока с корицей и перцем (и никого не интересует, что никто в Замке даже не подозревал о столь экзотической привычке заезжего барона). Горе пажу, если на церемонии Завершения Охоты на его камзоле будет хоть пятнышко или обнаружится нехватка галуна (что лошадь понесла через кусты и в итоге сбросила шестилетнего седока в лужу – это только его, пажа, проблема). Не меньшее горе, если из спальни не будет вовремя вынесена «ночная ваза» или обнаружится паутинка в углу алькова (нерадивый лакей ответит по своей части, а не обеспечивший комфорт гостю паж – по своей). Результат был один – явиться к Руководителю Пажей и получить свою долю розог или плетей в Комнате Наказаний. Никакого снисхождения ввиду благородства происхождения не предусматривалось. Наоборот, за «неуместное попустительство» отвечал (своей спиной) сам Руководитель Пажей. Кстати, отдельной темой пересудов служило традиционной нарушение всех мыслимых традиций в Замке Коннетабля: и Наследника, и только что взятого из деревни конюха самого низкого происхождения пороли одинаково, с соблюдением чисто дворянской привилегии – без обнажения соответствующих частей тела.
Стук в дверь. «Ваша милость, светает!». Подъем, одеть сапоги. Как будто не спал. Пистоли в руку, спуск по лестнице. Нет, завтракать не буду. Лошади готовы, надо идти. Кадушка с водой, замечательно. Окунул голову – как же хорошо! Так бы и стоять вечно! Но надо ехать. Лошади, седла, переметные сумы полны, подковы на месте. Пистоли в кобуры. Хозяину – монету. «Ваша милость, много, счас сдачу!». Оставь себе. Ворота открылись – вперед! Снова поля, холмы, леса. Утро. День. Напоить коней, пару горстей овса. Вечер. Ночь. Утро. Напоить коней. Деревни у дороги, замки на холмах. Солнце, ветер, люди. Молодые и старые, веселые и серьезные. Веселых больше. Опять воспоминания о страшном пиршестве. Нет, не хочу! И память, спасая рассудок, милосердно поднимает совсем другие воспоминания.
По достижении 12 лет пажам устраивалось испытание, которое определяло их дальнейшую службу. Все пажи, достигшие соответствующего возраста, направлялись в Особое Поместье, куда через неделю приезжал сам Коннетабль с супругой и их свита (которая должна была самым внимательным образом отслеживать действия и поведение каждого пажа). Пажи были обязаны организовать размещение и пребывание гостей, бал и охоту. Причем полностью самостоятельно - в Поместье на момент их прибытия было завезено все необходимое, но из прислуги - только один повар, один конюх и псари (охотничьи собаки - существа нежные, рисковать ими никто не собирался). По результатам испытания принималось общее решение (справились пажи или не справились – в смысле, пороть всех или только отдельных) и особое решение по каждому пажу. Не справившихся после положенной порки направляли обратно в Замок. До следующего (уже последнего) испытания. Не прошедших два испытания объявляли неспособными к службе Коннетаблю и возвращали родителям. Для справившихся определяли, какой службе пригоден каждый их них. Пажи, проявившие наибольшие способности к организации и устройству домашних дел, направлялся в ведение Сенешаля. Проявившие наибольшие способности к оружию и организации охоты направлялись прямо к Командиру Кадетского Платунга. Туда же, в случае прохождения испытания, направлялся и Наследник.
