Barbudos написал(а):
Нет, США это в данном контексте, скорее "новый русский" в коммуналке, который то баксами одарит, и покровительство окажет, то в умывальник даст безо всяких на то оснований, то, проспавшись, пойдет маргиналов на ноль множить, желая порядок навести. Короче, полностью реализует право сильного, а остальным от него -как повезет. Но лучше -дружить.
Молодец, Барбудос! То Вы чёрное - белым называете, а теперь и "нерусских" - "русскими". Только этот Ваш чурка нерусский, свои бабки зашиб на "чёрном риэлтерстве" - убивая своих соседей да их комнаты продавая, "занимая" у всех деньги (под прицелом пистолета), торговлей наркотой и оружием. А теперь вывесил список, по которому он жильцов мочить будет. И стоит ли удивляться, что попавшие в этот список хотят себе пистоль завести? И ежели нормальные жильцы соберутся замочить гада - ничего в этом удивительного не будет.
Есть еще старушка, у которой брульянтов немеряно, но для нее самое важное -посмотреть очередной сериал, и еще чтобы к ней никого не подселили из азиатско-африканского угла квартиры. Но она -интеллигентная, и как бороться -понятия не имеет.
Ага. Старушка-то давно в маразме, шизофренией страдает, но бриллиантики-то, оставшиеся с тех пор, пока она гоп-стопом промышляла, держит крепко.
А вообще-то Ильф и Петров вспоминаются:
" "Воронья слободка" загорелась в двенадцать часов вечера, в то самое время, когда Остап Бендер танцевал танго в пустой конторе, а молочные братья Балаганов и Паниковский выходили из города, сгибаясь под тяжестью золотых гирь.
В длинной цепи приключений, которые предшествовали пожару в квартире номер три, начальным звеном была ничья бабушка. Она, как известно, жгла на своей антресоли керосин, так как не доверяла электричеству. После порки Васисуалия Андреевича в квартире давно уже не происходило никаких интересных событий, и беспокойный ум камергера Митрича томился от вынужденного безделья. Поразмыслив хорошенько о бабушкиных привычках, он встревожился.
– Сожжет, старая, всю квартиру! - бормотал он. – Ей что? А у меня одна рояль, может быть, две тысячи стоит.
Придя к такому заключению, Митрич застраховал от огня все свое движимое имущество. Теперь он мог быть спокоен и равнодушно глядел, как бабушка тащила к себе наверх большую мутную бутыль с керосином, держа ее на руках, как ребенка. Первым об осторожном поступке Митрича узнал гражданин Гигиенишвили и сейчас же истолковал его по-своему. Он подступил к Митричу в коридоре и, схватив его за грудь, угрожающе сказал:
– Поджечь всю квартиру хочешь? Страховку получить хочешь? Ты думаешь, Гигиенишвили дурак? Гигиенишвили все понимает.
И страстный квартирант в тот же день сам застраховался на большую сумму. При этом известии ужас охватил всю "Воронью слободку". Люция Францевна Пферд прибежала на кухню с вытаращенными глазами.
– Они нас сожгут, эти негодяи. Вы как хотите, граждане, а я сейчас же иду страховаться. Гореть все равно будем, хоть страховку получу. Я из-за них по миру идти не желаю.
На другой день застраховалась вся квартира, за исключением Лоханкина и ничьей бабушки. Лоханкин читал "Родину" и ничего не замечал, а бабушка не верила в страховку, как не верила в электричество. Никита Пряхин принес домой страховой полис с сиреневой каемкой и долго рассматривал на свет водяные знаки.
– Это выходит, значит, государство навстречу идет? – сказал он мрачно. – Оказывает жильцам помощь? Ну, спасибо! Теперь, значит, как пожелаем, так и сделаем.
И, спрятав полис под рубаху, Пряхин удалился в свою комнату. Его слова вселили такой страх, что в эту ночь в "Вороньей слободке" никто не спал. Дуня связывала вещи в узлы, а остальные коечники разбрелись кочевать по знакомим. Днем все следили друг за другом и по частям выносили имущество из дома.
Все было ясно. Дом был обречен. Он не мог не сгореть. И действительно, в двенадцать часов ночи он запылал, подожженный сразу с шести концов. "