1. Хлеб ржано-пшеничный
350 гр.
2. Хлеб пшеничный
400гр.
3. Мука пшеничная (высшего или 1 сорта)
10гр.
4. Крупа разная (рис, пшено, гречка, перловка)
120гр.
5. Макаронные изделия
40гр.
6. Мясо
150гр.
7. Рыба
100гр.
8. Жир животный (маргарин)
20гр.
9. Масло растительное
20гр
10. Масло сливочное
30гр.
11. Молоко коровье
100гр
12. Яйца куриные
4шт.(в неделю)
13. Сахар
70гр.
14. Соль
20гр.
15. Чай (заварка)
1.2гр.
16. Лавровый лист
0.2гр.
17. Перец молотый (черный или красный)
0.3гр.
18. Горчичный порошок
0.3гр.
19. Уксус
2гр.
20. Томат-паста
6гр.
21. Картофель
600гр.
22. Капуста
130гр.
23. Свекла
30гр.
24. Морковь
50гр.
25. Лук
50гр.
26. Огурцы, помидоры, зелень
40гр.
27. Сок фруктовый или овощной
50гр.
28. Кисель сухой/ сухофрукты
30/120гр.
29. Витамин "Гексавит"
1 драже
Это, ЕМНИП, общевойсковая советская норма, кажется, 1987 г. Ее ввели как раз, когда я служил срочную.
Масло - да, начали давать два раза по 15 г (по старой норме давали один раз 20 г). Но: молока, соков, поливитаминов - я в солдатской столовой не видел никогда! :? Два яйца в неделю было, а не четыре! "Мясо" - прыгающий на столе кусок вареного сала, со шкурой и остатками щетины. У меня и у большинства товарищей на ЭТО был стойкий рвотный рефлекс. Только рыба была похожа на рыбу, обычно - кусок жареного хека.
Так вот, господа-панове, несмотря на это теоретическое изобилие -
по учебкам советской армии бегали и гремели костями полускелеты! Потеря веса 10-15 кг в первые месяцы службы была обычным делом. :-read:
Но это всё же армия! В которую без ограничения приходили посылки, переводы, откуда можно было выйти в "увал" или смыться в "самовол", на худой конец! Я, например, в учебке регулярно перепрыгивал забор и шел в ближайший гастроном. Причем дом с гастрономом был офицерским, однако офицеры от голодных самовольщиков тактично отворачивались.
Один раз я даже притащил из-за забора пол ящика эскимо! :OK-)
А на что мог рассчитывать политзек посреди тайги?... :think:
Добавлено спустя 2 часа 43 минуты 24 секунды:
Лагерное начальство, вместо того чтобы подготовить к холодам бараки, своевременно, посуху обеспечить лагерь необходимым на зиму продовольствием и теплой одеждой, занималось созданием уютных условий жизни охраны лагеря (ВОХРы) да "проблемой" колючей проволоки для ограждения зоны лагеря...
Поплыли по намокшей подошве забоя деревянные трапы... Ноги с налипшей на них глиной делались стопудовыми, скользили и разъезжались... Груженые тачки заваливались с трапов в грязь, глина липла к лопатам, не вываливалась из тачек... Нечеловеческие усилия требовались, чтобы удержать опрокинутую груженую тачку и не дать ей свалиться в бункер вместе с породой...
Вымокшие, с ног до головы измазанные в глине люди, из последних сил терпели, ожидая минуты, когда конвой поведет их наконец в лагерь, где можно хоть на короткое время укрыться от дождя, обсохнуть и проглотить свой обед...
Но накормить в этот день людей не удалось: залило дождем обеденные котлы, чадили и не разгорались плиты, внутри наспех сооруженной кухни шел дождь...Здоровьем заключенных расплачивалось начальство за собственное легкомыслие.
Потекли и крыши бараков. Намокли постели. Дневальные круглые сутки шуровали печи. В не просыхавших за ночь "шмотках" - матрацах и подушках, - в одежде, развешенной на просушку вокруг раскаленных докрасна бочек из-под солидола, превращенных в печи, завелись белые помойные черви...
В лагере уже вовсю свирепствовали цинга и дизентерия... Так же как кварц является спутником золота, так и эти болезни являются постоянным спутником голода.
Невероятно исхудавшие или, наоборот, распухшие от цинги, пораженные фурункулезом люди жалкими кучками лепились к стенам лагерной кухни, заглядывали в щели и лихорадочными, воспаленными глазами сумасшедших следили за приготовлением пищи...
Тут же, на этом "толчке", заключались самые невероятные сделки: черпак завтрашней баланды или завтрашний кусок хлеба выменивались на сегодняшнюю очередь за обедом или на сегодняшнее теплое место у печи в бараке... Чудом сохраненный окурок менялся на пайку хлеба или, наоборот, - пайка на окурок... Продавалась очередь за пищей только что умершего, но еще не списанного с довольствия товарища... Все "завтрашнее" не котировалось - в цене было только сегодняшнее.
В промерзших бараках, на уцелевших "островках" нар, валялись, тесно прижавшись друг к другу от холода, больные голодные люди.
Каждое утро на нарах оставалось несколько умерших ("давших дуба") заключенных. Их скрюченные, застывшие тела в примерзших к изголовью шапках стаскивали с нар, волоком тащили за зону лагеря и где-нибудь подальше от людских глаз прикапывали до весны в снег. Кайлить, "выгрызать" могилы в вечной мерзлоте не было сил...
Голодный, злой конвой вел их за перевал в сопки на поиски упавших с самолета продуктов. На выходе из поселка, проходя мимо механического цеха, где под навесом стояли железные бочки с техническим солидолом для смазки тракторов и прочей техники, наиболее слабые потерявшие над собой волю и контроль заключенные набрасывались на солидол и, судорожно давясь, запихивали его в рот, стараясь скорее проглотить, пока конвой или бригадир не отгонит их.
Цинга отняла у людей и последнюю волю, валила с ног. Человеком овладевала апатия, безразличие ко всему, покорность судьбе... Приближающаяся смерть уже не пугала, а скорее была желанной. В эту зиму смерть стала привычным, не вызывающим никаких сострадательных эмоций явлением. Из семисот с лишним человек, населявших лагерь, перезимовала только половина.
Г. Жженов "Саночки"
http://www.russkoekino.ru/books/zhenov/ ... 0007.shtml
Добавлено спустя 39 минут 32 секунды:
"Первыми умирали рослые люди. Никакая привычка к тяжелой работе не меняла тут ровно ничего. Щупленький интеллигент все же держался дольше, чем гигант калужанин — природный землекоп, — если их кормили одинаково, в соответствии с лагерной пайкой. В повышении пайки за проценты выработки тоже было мало проку, потому что основная роспись оставалась прежней, никак не рассчитанной на рослых людей".
В. Шаламов