"
А сам (Дракула) все ухмыляется: — Ешь-пей, гость долгожданный. Как ты закончишь, так и я начну…
Казак с силою спорить не стал — кто ж голым задом гвозди гнет?! Налил с горя, налил еще, а на третьей чарке водка кончилась. Огорчился он:
— Что ж за гостеприимство такое? И полчасика не посидел, а уж выпить нечего?
— Как нечего, — возмущается Дракула. — Вона вино, да коньяк, да пиво — пей, хоть залейся.
— Баловство энто все! — поясняет казак. — Винцо слабое — хоть до утра пей, а ни в голове, ни в… С пива тока в сортир кажный час бегать, коньяки клопами да портянками пахнут, а вот нет ли водочки?
Осерчал вампир румынский, стакан хересу разбавленного хлопнул да и самолично из подвалу бутыль литровую принес. Усидел ее казак за разговором, еще требует. Подивился граф, но спорить не стал — с двумя бутылями возвратился. Казак уж повеселее глядит, фуражку набекрень заломил, анекдотами похабными, турецкими хозяина потчует. Час-другой, а и нет водки-то! Граф со стыда сам не свой, по щечкам беленым румянец пополз зеленоватый — в третий раз побежал поллитру добывать! Спешит, спотыкается, вишь, до рассвету-то недалеко, а он всю ночь не жрамши. Один херес на пустой желудок, ить развезет же…
А казак знай свое гнет, он, может, последнюю ноченьку гуляет на свете. Так наливай, злодей, — за Русь-матушку, за волю вольную, за честь казацкую! До краев, полней, не жалей, все одно помрем, че ж скупердяйничать?! Истомился граф, колени дрожат, кадык дергается, изо рта слюнки бегут, на манишку капают…
— Не могу больше, — говорит, — сей же час крови чистой хоть глоточек да отведаю!
А казак, после четырех литров беленькой, тоже языком-то натужно водит:
— Н-наливай, не жалко! Угостил т-ты меня на славу, ни в чем не перечил — потому и я тебя, ик, за все отпотчую!
Сам, своею рукой шашку вытянул да по левой ладони и полоснул! Полилась кровь теплая, красная, густая, казачья, прямо в рюмку хрустальную… Как увидал сие вампир Дракула, пулей к столу бросился, рюмочку подхватил да и в рот! Так и замер, сердешный…
Глазоньки выпучил, ротик расхлебянил, из носу острого пар тонкой струйкой в потолок засеменил, а в животе бурчание на весь зал. Потом как прыгнет вверх да как волчком завертится! Сам себя за горло держит, слова вымолвить не может, а тока ровно изжога какая его изнутрях поедом ест, зубьями кусает, вздохнуть не дает. Кой-как дополз до своего гроба черного, крышкой прикрылся и в судорогах биться начал без объяснениев…
Помолчал казак, протрезвел, сидит как мышь, свою вину чувствует. Глядь, а за окошком, в щели узкие, уж и рассвет пробивается. Встал он тогда, руку салфеткой перевязал, к гробу подошел, прощаться начал:
— Уж ты извиняй, светлость графская, ежели не потрафил чем. За хлеб-соль спасибо! А тока что ж тебя, горемычного, так-то перекорежило?
— А не хрен стока пить, скотина! — из-под крышки донеслось истеричным голосом. — Я ить чистую кровь пью, а у тебя, заразы, апосля четырех литров такой коктейль сообразовался — у меня аж все нутро огнем сожгло! На три четверти — водка! Совесть есть, а?!
— И впрямь… нехорошо как-то получилось… — пробормотал казак, поклон поясной отвесил да и пошел себе — благо с рассветом и двери нараспах открылися.
А тока одну бутылку водки с собой втихаря приобмыслил. На всякий случай, вдруг еще какой другой вампир по пути попасться решит. Ну а нет, так хорошей водочкой возвращение в края родимые отметить!
А граф Дракула, говорят, с тех пор тока кефиром и лечится и о казаках вспоминает исключительно матерно. Уж такой он малоприятный злодей, прости его, Господи…"(с)Белянин
А, вспомнил ...
