Дмитрий Быков: Путин и дебаты - боится или нечего сказать?
Тот, кто не упоминает Навального, опять не будет участвовать в дебатах. Восемнадцать лет не участвовал, и вот опять. «Не должен царский глас на воздухе теряться по-пустому». Как сообщил Дмитрий Песков, президентская должность налагает особые условия на участие в выборах. Другие претенденты, стало быть, могут излагать свои приоритеты вслух, а главный все показывает делом. Мы, как говорится, и близко не видим ни одного конкурента.
Все это правильно, потому что в России играть по правилам – признак слабости. Побеждает (или по крайней мере выглядит сильней) тот, кто говорит: будет так, как я хочу.
Говорить вообще как-то не комильфо. Мужик не говорит – мужик делает. Тот, кто не упоминает Навального, давно не произносит ничего содержательного, даже знаменитых мемов не порождает, и вся интрига в том, упомянет он Навального на этот раз или опять удержится. Вот только со временем такая молчаливость воспринимается уже не как сила, а как бессодержательность, отсутствие программы, даже некоторая нелегитимность (потому что источником его легитимности был Ельцин, а от ельцинской России уже ничего не осталось). Человек ведь может молчать по двум причинам. Либо ему не о чем с нами говорить, либо у него вообще проблемы с диалогом и он боится любых дискуссий.
С годами вырисовывается удивительная конструкция: преимущество главного кандидата – исключительно в том, что он у власти. Сам по себе – в отрыве от этой власти – он не представлял никакого интереса до 1999 года и не будет представлять после...
Ему нечего сказать, нечего продемонстрировать, кроме ссоры со всем миром и огромного количества людей, которым при нем комфортно стагнировать, то есть гнить. Ему совершенно нечего предъявить, кроме трона; все остальные хуже ровно тем, что до этого трона пока не дорвались. То есть он как бы выше всех на целый трон. И это в самом деле серьезное преимущество, – но еще Наполеон говорил Даву, если не врет исторический анекдот: вы длиннее меня на целую голову, но эта разница устранимая.
Вот и эта разница – тоже устранимая, и, бог даст, без всякого насилия.
